В сереньком свете мокрые листья
Пение птичье струят.
И он снова засмеялся. Лошадь сердито тряхнула головой и перестала смотреть в сторону глупого пустосмешки.
«Нет, все ерунда, — подумал Ян, — хорошо жить на свете и хорошо умереть, если смерть хорошая (он не хотел сознаться, что лжет сам себе, будто смерть на дуэли почетна и хороша, на самом деле считал, что наоборот, что дуэль — вещь пустая и ненужная). Зачем убивать друг друга, если не чувствуешь вражды к врагу. Вот дерево — это да. Это красиво. Нет, я человек, и душа во мне человечья… и — не надо лгать».
Он с удовольствием повторял эти полюбившиеся ему слова и уже готов был объявить, что отказывается от дуэли, но тут Паличка потянул его за рукав и сказал: «Пора!»
Ян послушно стал на свое место и вытянул руку с рапирой вперед.
«Зачем мне убивать его, если я не чувствую к нему ненависти, — подумал Ян. — Мне даже жалко его. Он не видит, не понимает того, что вижу я. Вот дерево. Вот лошадь. Они все у-умные, они живут, они чувствуют себя звеньями всего сущего. Если убить хоть кого-нибудь — рассыплется цепь. А он не видит этого. Почему он ниже всех? Нельзя убить. Все живет и все хочет дышать. Убить можно только паразита, который присосался к какому-то звену цепи и сосет из него соки. Это да. А этому надо разъяснить. Ведь они все дышат… И цепь может рассыпаться».
— Эй, Ян! — крикнул Паличка. — Ты заснул, что ли? Сейчас начинаем.
У Яна оборвалась нить мыслей, и он вытянул руку опять вперед, недоумевая, почему он должен убить того, кого не хочет убивать. Ах, да, иначе тебя убьют. Ну что ж, игра стоит свеч. Каждый хочет дышать. Но только как же это рассчитать, куда ткнуть этой проклятой рапирой. «Ну и ну, — удивился он. — Вот взять и ткнуть. Ну ладно, будем защищаться. Однако что ж это они так долго не начинают?»
Как раз в это время Штиппер хлопнул в ладоши, и Ян не успел опомниться, как Рингенау налетел на него. Рапира блеснула в воздухе, Ян отступил скорее машинально, чем рассудочно, и Рингенау пролетел мимо него. Он увидел встревоженное лицо Палички и подмигнул ему. Рингенау опять налетел, все ахнули, злобной яростью сверкнуло лицо Гая, рапира скользнула по чашечке рапиры Яна и оцарапала ему руку у локтя.
— Что вы делаете? — в ужасе крикнул Паличка.
Но теперь Ян знал, что делать. Он уже не думал о грехе убивать живое. Он видел только скотское лицо Рингенау, понимал, что тот рад бы убить его, несмотря на его светлые мысли, видел его оскаленный рот и понял, что это — паразит, что он рад сосать соки из живущего. В ту же минуту он упал на колени и сделал поистине кошачий по ловкости выпад в живот Рингенау, тот едва уберегся и тотчас направил удар в лицо Яну, который едва успел отвести его левой рукой в кожаной перчатке, неизвестно откуда взявшейся на руке (он не помнил, во всяком случае, когда ее надевал). Это было сделано чертовски ловко, и Паличка даже крикнул: «Браво!»