Черезъ два мѣсяца солнце стало заходить за западныя горы, и приблизилась осень. Зимовать съ ламутами было бы слишкомъ трудно. Надо было выбираться на русскую линію. Мы были въ то время у верховьевъ рѣки Омолона. Рѣка Омолонъ течетъ на тысячу верстъ. Она совершенно пустынна. Устье ея выходитъ на рѣку Колыму. Это и есть единственная русская линія этого огромнаго края. Мы съ Софрономъ рѣшили пройти на верховья рѣки Омолона, сдѣлать плотъ и сплыть на плоту внизъ до рѣки Колымы, какъ плавали когда-то легендарные Омоки.
Мы сошли съ горъ и пошли по рѣкѣ Молондѣ, которая впадаетъ въ Омолонъ. На полдорогѣ мы наткнулись на пожаръ. Весь горизонтъ передъ нами закрылся дымомъ. Пожаръ былъ лѣсной и вмѣстѣ подземный, ибо жесткіе мхи и торфяные пласты горѣли подъ землею вплоть до нижняго слоя мерзлой почвы, которая не таетъ и лѣтомъ.
Мы держали совѣтъ съ ламутами и рѣшили идти на югъ и обойти пожаръ. Съ того времени начались наши бѣды. На югѣ отъ Молонды лежатъ дикіе лѣса, глухіе и сырые. Мы завернули влѣво, чтобы взять зимнія вещи, оставленныя ламутами. Они хотѣли вынуть теплое платье и захватить съ собою, чтобъ послѣ уже не возвращаться. Тутъ встрѣтило насъ второе несчастье. Вещи были уложены въ мѣшки. Мѣшки висѣли рядомъ на длинныхъ шестахъ, положенныхъ на вѣтви деревьевъ. Одинъ изъ такихъ шестовъ уронилъ медвѣдь. То былъ шестъ стараго хозяина Семена. На корѣ дерева были замѣтны слѣды его когтей. Онъ разорвалъ мѣшки, изодралъ одежду въ клочья и разбросалъ по сторонамъ. Наши пугливыя бабы вскрикнули въ одинъ голосъ отъ страха и отъ неожиданности: „Абау!“
Это было неприличное слово. И такъ же согласно онѣ ударили себя ладонью по неприличному мѣсту.
Полярная истерика имѣетъ неприличныя формы и больше всего поражаетъ самыхъ стыдливыхъ женщинъ. Пусть что-нибудь хлопнетъ надъ ухомъ, и онѣ ужъ собой не владѣютъ.
„Абау!“
Было отчего испугаться. Медвѣдь, очевидно, вымещалъ на этихъ мѣшкахъ какую-то вину хозяина Семена противъ своего рода. Ибо въ этой странѣ медвѣдь — колдунъ. Онъ узнаетъ тайныя мысли врага-человѣка и его нечестивыя дѣла не оставляетъ безъ отмщенія.
Нашимъ бабамъ было не столько жаль одежды, сколько страшно передъ загадочнымъ гнѣвомъ медвѣдя. Онѣ не стали даже разбирать изорванныхъ мѣшковъ и оставили ихъ валяться на землѣ.
Старый Семенъ долго молчалъ, потомъ сказалъ сыну Алексѣю:
— Этотъ медвѣдь худой медвѣдь. Онъ здѣсь, должно быть, ждетъ поединщика. Пойди, поищи его.
Но Алексѣй принялъ это, какъ шутку.
Съ мрачнымъ сердцемъ мы вышли изъ этого лѣса и пошли прежней дорогой и скоро дошли до огня и пустились обходомъ. Мы шли цѣлый день и дошли до рѣки Уягана и встали на ночлегъ. Съ правой стороны у насъ была стѣна багроваго дыма, съ лѣвой стороны, будто огромный костеръ, горѣла круглая сопка, поросшая кедровникомъ.