– Не беспокойте себя, – сказал Стефан. – Я смогу и сам найти дорогу.
И он спустился вниз, думая о сладостной свободе манер, принятой в дальних уголках страны, которая столь отличалась от чопорности Лондона.
– Я позабыла предупредить вас, что мой отец глуховат, – сказала Эльфрида встревоженно, когда Стефан вошел в маленькую гостиную.
– Все в порядке; я об этом прекрасно осведомлен, и мы с вашим отцом стали большими друзьями, – отвечал молодой человек с энтузиазмом. – И, мисс Суонкорт, будете ли вы так добры спеть для меня?
Самой мисс Суонкорт эта просьба показалась исключительно прямой, каковой она и вправду была, хотя она догадывалась, что ее отец приложил к этому руку, зная по собственному опыту, сколь бесцеремонно он использует ее, чтобы усладить слух своих скучных гостей. С другой стороны, манеры мистера Смита были слишком бесхитростными, чтобы он мог оказаться критиком, а его лета – слишком юными, чтобы вызвать у нее какие-то опасения, поэтому она была готова – если не сказать, рада – согласиться. Подойдя к резной этажерке, она перебрала ноты, и из всех, что хранились в ее семье на протяжении долгих лет, а также из всех песенок, что играла и певала ее мать, Эльфрида выбрала один романс, села за пианино и начала петь «Это было на склоне зимнего дня» прелестным контральто.
– Вам нравится эта старая вещица, мистер Смит? – спросила она, окончив пение.
– Да, мне очень понравилось, – сказал Стефан; слова, что он произнес, и совершенно искренне, он сказал бы по поводу любого музыкального творения на свете, на которое бы пал ее выбор, будь то веселая песенка или реквием.
– Вам надо услышать вещицу, написанную Де Лейром, что дала мне списать одна молодая французская леди, которая гостила в усадьбе Энделстоу:
Je l’ai plante, je l’ai vu naitre,
Ce beau rosier ou les oiseau, etc.
[15] —
и тогда я вам под конец исполню мою самую любимую песню, что принадлежит перу Шелли, «Разобьется лампада, не затеплится луч», кою положила на музыку моя бедная мать. Мне столько радости доставляет мысль о том, что я пою тому, кто ДЕЙСТВИТЕЛЬНО меня слушает.
Каждая женщина, что произвела на мужчину впечатление, кое останется с ним навсегда, после обычно встает перед его мысленным взором, приняв облик какого-то определенного воспоминания, коему, мнится, предопределено было стать тем особенным ее образом, что возникнет на всех страницах дневника его памяти. Как в представлении человека Средневековья любой святой покровитель непременно обладал своей определенной позой и регалиями, так и возлюбленная в глазах истинной Любви, можно сказать, тоже открыто обладает своею позой и регалиями, и без них она редко появляется в мечтах влюбленного, и, чтобы представить ее без них, потребуются немалые усилия, и это несмотря на то, что потом, при более близком знакомстве, влюбленный может ее увидеть еще в огромном множестве других поз, что будут куда больше подходить его юношеским грезам.