– Когда вам будет угодно, мои дорогие.
– И мы останемся у вас на ночь? Вот что я имею в виду под возможностью вас повидать. Мне неинтересно было бы смотреть на людей в шляпах да капорах, которые все стоят на ногах да прогуливаются туда-сюда.
– Как только вы получите разрешение вашей мамы, вы приедете к нам в гости и останетесь так надолго, как пожелаете. До скорого свидания!
Маленьких заключенных увели, а Эльфрида вновь перенесла внимание на своего гостя, которого она оставила стоять на другом конце галереи. Однако, взглянув по сторонам, она нигде его не увидела. Эльфрида заглянула в библиотеку, думая, что он мог присоединиться к ее отцу. Но мистер Суонкорт, которого теперь освещал радостный свет свечей в двух подсвечниках, по-прежнему работал один, распаковывая связки писем и бумаг и запаковывая их обратно, как было.
Поскольку Эльфрида не состояла в достаточно близкой дружбе с интересующим ее молодым человеком, чтобы оправдываться перед ним, то она, как настоящая юная леди, немедленно бросилась на его поиски, ибо это подсказывала ей порывистость, свойственная молодости, и так как в сердце ее нарождалось чувство, не в последний черед возникшее из-за дивного очерка его губ, то ей не хотелось бы упускать его из виду, а потому она, напрасно блуждая, медленно воротилась к дубовой лестнице, надувая губки и бросая по сторонам взгляды в надежде где-нибудь заприметить его мальчишескую фигуру.
Несмотря на то что дневной свет преобладал в комнатах особняка, его коридоры были погружены в полутьму, прохладную, печальную и молчаливую; и только стоя в коридоре да глядя вдаль, в светлые проемы за его пределами, можно еще было рассмотреть там кого-нибудь или что-нибудь. В одном из таких просветов она нашла боковую дверь со стеклянными панелями в верхней части, через которые проходил свет. Эльфрида отворила ее и обнаружила, что попала на вторую или внутреннюю лужайку особняка, коя была отделена от главной лужайки изгородью из кустарника.
И тут она увидела сцену, которая ее озадачила. Под прямым углом к фасаду того крыла здания, откуда она только что вышла, и в нескольких шагах от двери высилось другое крыло особняка, ниже первого, и в его очертаниях недоставало архитектурного изящества. Прямо напротив нее в том крыле здания находилось широкое окно, где были опущены жалюзи в озаренной светом комнате, кою они скрывали от глаз.
На жалюзи упала человеческая тень того, кто стал близко к окну – некто в профиль. В этом профиле можно было безошибочно угадать Стефана. Она увидела, что его руки подняты и что он держит в них некую вещь. Затем появилась другая тень – также в профиль – и подошла к нему поближе. Это был силуэт женщины. Она повернулась спиной к Стефану, тот приподнял и накинул ей на плечи то, что теперь казалось шалью или накидкой, укутал ею бережно – очень бережно – эту леди; вот он исчез, теперь снова появился перед нею – скрепил ей концы накидки. Поцеловал ли он ее напоследок? Конечно нет. И все-таки движение, которое он сделал, можно было принять за поцелуй. Затем обе тени выросли до колоссальных размеров, исказились, растворились в воздухе.