«Почему ты так поступил, Гай Марий? – мысленно недоумевал мальчик. – Не по той причине, которую привел! Не для прекращения ли моей карьеры в случае, если я смогу избавиться от тягот жречества? Не велено ли ему убить меня, если я начну государственную карьеру, коей ты не желаешь? Что ж, старик, еще два дня – и от тебя останется только пепел. Но я не сделаю того, чего требует осторожность, я не убью гиганта-кимвра. Он любил тебя так же, как некогда любил тебя я. Смерть – плохая награда за любовь, не важно, смерть это тела или смерть духа. Поэтому я не трону Бургунда, а сделаю так, чтобы он полюбил меня».
Фламин Юпитера повернулся к Луцию Декумию.
– Я здесь лишний, – молвил он. – Проводишь меня домой?
– Уходишь? Вот и славно! – обрадовался Цинна. – Отведи домой Цинниллу, хорошо? Хватит с нее!
Фламин Юпитера взглянул на свою семилетнюю фламинику.
– Идем, Циннилла, – сказал он со своей самой обворожительной улыбкой. – Повар печет тебе вкусные пирожки?
Под охраной Луция Декумия дети вышли на спуск Банкиров и спустились с холма к Римскому форуму. Солнце уже встало, но еще не поднялось достаточно высоко, чтобы его лучи осветили сырую долину, в которой заключался весь смысл существования Рима.
– Нет, ты полюбуйся! Голов опять нет! Чего я не знаю, Луций Декумий, – задумчиво продолжил фламин Юпитера, ступая на первую плиту на краю комиция, – это чем изгоняют смерть из места, где кто-то умер: обычной щеткой или какой-то особенной? – Он попятился и схватил жену за руку. – Боюсь, не все так просто! Придется найти книги и покопаться в них. Не хотелось бы ошибиться даже немного, когда речь идет о моем благодетеле Гае Марии! Пусть я не сделаю ничего другого, но от Гая Мария я должен избавить всех нас до конца.
Луций Декумий имел слабость к пророчествам – не потому, что был прозорлив, а просто из любви к этому делу.
– Ты сильно превзойдешь величием Гая Мария, – сказал он.
– Знаю, – сказал Цезарь-младший. – Знаю, Луций Декумий. Знаю!
События романа «Первый Человек в Риме», открывшего эту серию, происходили в мало знакомом читателю мире. Однако, чтобы чрезмерно не увеличивать объем, мне пришлось опускать многие подробности, ограничиваясь лишь теми, которые необходимы для развития сюжета и раскрытия характеров героев.
По возможности я старалась избегать анахронизмов, но – что тут поделаешь – иногда устаревшее слово или оборот – единственный способ передать колорит эпохи, люди и события которой отделены от нас двумя тысячами лет. Хочу уверить моих читателей, что каждое из этих слов появилось в книге по зрелом размышлении. И величайшие из ученых, исследующих этот период, вынуждены прибегать к анахронизмам в отсутствие адекватной замены в современном лексиконе.