Звонок застал Татьяну рыдающей в ванне.
Девушка переживала свой сокрушительный провал. Это надо же, а! Так обломали, что жить не хочется. Неужели она, действительно, так изменилась? Неужели она, действительно, такая страшная и старая? Она снова и снова поднимала голову, чтобы увидеть свое отражение, но это не утешало, а лишь вызывало новый поток слез, из зеркала на нее глядело опухшее, красное, измазанное косметикой лицо. Да, страшная, да, старая, такую и близко нельзя ни к кому подпускать!
И, как всегда бывает, заплакав об одном, Татьяна тут же вспомнила о другом – об оставленном дома Женьке, про которого просто невозможно было думать без слез, потом о собственной молодой загубленной жизни… Как же она жалела теперь, что не занялась своей внешностью после рождения сына! Нужно было быть построже к себе, а то она расслабилась, поставила на себе крест… Для кого, думала, красивой быть… Но кто же знал, что все так получится!
И снова Таня поднимала голову, и, обтягивая вокруг талии сарафан, пыталась понять, насколько она потолстела. И снова ничем не могла сама себя утешить. Да, потолстела. Да, намного! Талии уж и нет совсем… А когда-то была тонюсенькая, ладонями можно было обхватить! Она вспомнила, как после родов раздала приятельницам почти все свои старые наряды – ни в один не могла влезть! Пришлось все покупать заново, даже нежнее белье.
Зазвонил телефон, трубку сняла Анна Васильевна.
– Таня, это тебя! – крикнула старушка. – Ты возьмешь или сказать, чтобы перезвонили?
– А кто это? – всхлипывая и вытирая слезы, переспросила Таня.
– Мужчина какой-то…
Мужчина? Кроме своей хозяйки, Татьяна не знала в Москве ни одной живой души, тем более мужчин… Нет, одного она все-таки знала – Жеку. Может быть, это он? Нет, слишком невероятно. Чтобы Жека ей звонил! Сам! После того, что сегодня произошло!
Слезы мгновенно высохли, Татьяна наспех высморкалась и крикнула:
– Иду!
Это действительно был Жека. Извиняющимся, робким тоном он просил Татьяну зайти за деньгами.
Так вот зачем он звонит! Татьяна была разочарована. «А чего же ты ждала?» – одернула она сама себя и, помявшись, сказала, что зайдет попозже – в любом случае ей не хотелось, чтобы он увидел ее в еще большее страшном виде – заплаканную, несчастную.
Очевидно, Жека воспринял ее слова как отказ от дальнейших отношений, потому что, даже не дав Татьяне опомнится, он вдруг начал просить, нет, почти умолять, чтобы добрейшая, милейшая Татьяна Ильинична взяла на себя заботу о нем.