— Ты представь, Аннушка, такую картину: самолет Виктора горит, я полагаю, пора оставлять негостеприимную землю — даю газ, и на всех парусах мы уходим в открытое плавание. Как капитан корабля, я вежливо и неназойливо интересуюсь по радио, как разместились мои пассажиры, всем ли удобно в каюте. А они, черти, молчат. Странно, рассуждаю про себя и начинаю волноваться: возможно, не довольны благоустройством корабля?.. Оглянулся — и… бо-оже ты мой, что там творится! Передать словами в присутствии женщины просто даже неприлично…
После посадки к штурмовику Коняхина сбежались все, кто был на аэродроме. Летчик сидел в самолете, ни слова не говоря, казалось, безучастный к происходящему, а из второй кабины «ила» пилоты извлекали за ноги одного стрелка — он так и прилетел с торчащими вверх ногами, — затем второго, наконец добрались до Хухлина. Коняхина, главного-то героя событий, поначалу никто будто и не заметил. Но потом хватились, вытащили из боевой машины и так, на руках, понесли Андрея на доклад к командиру полка.
Спустя несколько дней Коняхину пришло письмо от матери. Он знал, что Анна давно ничего не получала из дому, и дал ей почитать то письмо.
«Андрюшенька, — писала мать сыну из далекой сибирской деревни, — проводила я на фронт тебя и троих твоих братьев. Наказ дала — бить супостатов, гнать их с земли русской до полной победы!.. Петя вот воюет танкистом, Гаврюша — лейтенант, артиллерист, Лева — в пехоте. А ты у меня летчик. Рожала я тебя, сынок, в бане, на соломе, без всякой посторонней помощи. Помню, после родов лежала и смотрела через дымоход в потолке в небо. Оно было такое чистое-чистое, и очень много было звезд. Твоя, Андрюшенька, звезда светилась ярче всех. Это хороший знак…»
Ничего не сказала тогда Анна Андрею Коняхину — только улыбнулась как-то грустно, печально, возвратила ему материнское письмо и быстро ушла в землянку.
Той ночью ей снова снился Виктор Кутов. Снилось еще, будто она вместе с ним едет знакомой проселочной дорогой среди васильков. В чистом июньском небе серебристыми колокольчиками заливаются тысячи полевых жаворонков, а она лежит на сене — лицом к небу — и считает вслух: «Значит, первого сына мы назовем с тобой Андреем, второго сына назовем Петром, а третьего…»
Но под крылом боевой машины Анны Егоровой пролетали пока что поля и перелески, костелы и крохотные хутора польской стороны.
…Где-то в районе города Хелм наша разведка обнаружила резерв противника, штурмовать который повел пилотов сам командир полка Михаил Козин.
— Аннушка! — раздался его голос, как только вся группа собралась и взяла курс к линии фронта. — Что-то твоих женихов не видно…