Такова была Кремна, "проектировщик формы", автор проекта "Сын". Яростный противник любых контактов, она последней согласилась на объединение — и только потому, что доступ в Контрольную комнату требовал ДНК всех пятерых. Цимбал не винил Кремну за эгоизм и напыщенность, куда больший гнев вызывала у него Гадайе с ее попытками переманить К-ВОТТО на свою сторону. Возможно, попытки эти существовали исключительно в голове Цимбала, однако он сделался с роботом холоден, сух и придирчив. Славные дни их совместного одиночества остались в прошлом. Хотя каждое расставание по-прежнему отзывалось ревностью, Цимбал отсылал К-ВОТТО все чаще и, наконец, в очередном послании сообщил Гадайе, что они оба могут катиться к черту. Все было кончено, К-ВОТТО перестал быть "его роботом". Когда пришло сообщение, что Мальбран погиб на выходе из комплекса, а К-ВОТТО, сопровождавший его, облучился, старик только хмыкнул.
* * *
Не успела нить памяти размотаться полностью, как у самого выхода из Блока, в крайней комнате справа, я обнаружил костюм Цимбала. Он словно оставил его минуту назад — ни единой пылинки не осело на его ворсистую поверхность. Уныло-коричневый, переживший тысячу стирок и глажек, костюм висел на спинке стула, и, казалось мне это или нет, воздух вокруг него словно пульсировал энергией воспоминаний. Мне оставалось только протянуть руку и коснуться этого воплощения старости, но едва я вознамерился это сделать, как вновь напомнило о себе ядро.
— НЕТ! — сказал Голос.
Но мне было уже не так больно.
— НЕТ! — приказ впился в мою голову сотней иголок, то огненных, то ледяных.
Но я уже научился терпеть.
Осторожно поставив микроскоп на пол, я накинул пиджак на плечи и с некоторым трудом втиснулся в узкие, короткие брюки. Хотя костюм ощутимо жал, вместе с ним ко мне пришло чувство защищенности. Я больше не противостоял этому миру открытой кожей. Межблочный холод больше не угрожал мне. Запахнувшись в пиджак плотнее, я почувствовал, что в грудь мне упирается нечто круглое. Во внутреннем кармане обнаружился нашейный передатчик Цимбала — тот самый, по которому он связывался с другими Блоками. Теперь все, чем владел старик, принадлежало мне.
Голос протестовал. Он требовал вернуть костюм на место, избавиться от передатчика, следовать старому маршруту. Когда же увещевания оказались бесполезны, а боль — бессильна, он вдруг оборвался на полуслове, так что эхо его последней фразы словно зависло под куполом моего черепа. На мгновение наступила тишина, а потом в ушах зазвучал торопливый, сбивчивый шепот.