– Помирать, что ли?
– В смысле – помирать?
– Ну, так говорят – плохи у нее дела-то. Нет, что ты мне ни говори, а все же девки нынче совсем ненормальные пошли! И чего им неймется? Это ж надо, чего придумали – жир с себя ножом соскребать!
– Леш… Не говори того, чего не знаешь, а?
– Так а я чего… Почем купил, потом и продаю. Говорят, врачи ей чего-то там вместе с жиром и отрезали, вроде как нерв какой-то. А что, не так? Тебе виднее, ты ж у нас врач…
– Да я не о том, Леш… Ты мне скажи лучше… А если бы со мной, к примеру, что-то подобное случилось?
– В смысле? – резко обернулся он от раковины, вытаращив на нее удивленные голубые глаза.
– Ну… Если бы меня, к примеру, паралич разбил…
– Ань, ты чего несешь-то? Совсем рехнулась? Типун тебе на язык! Чтоб я больше от тебя не слышал этого, поняла? Знаешь, как моя бабка Зинаида всегда говорила? Не приговаривай лихо, и будет тебе тихо! Вот и ты – не приговаривай!
Ух, как строго! Сказал – как отрезал. Вот весь он в этом – «типун тебе на язык», и вся любовь…
– Да я не приговариваю, Леш. Я просто спросить хотела…
– Да понял я, понял, не дурак. Понял, о чем спрашиваешь. Значит, этот городской перец руки умыл, Варьку таки матери таки подкинул… Вот козел, а?
– Нет, Леш, он не козел.
– А я говорю, козел! Как не нужна стала, сразу и с рук сбыл! Это ежу ясно!
– Да что, что тебе ясно, господи… – неожиданно для себя плеснула она холодной яростью. – Ты что, самый умный, чтобы походя чужим людям оценки давать? Да кто ты такой вообще? Знаешь, кто ты? Да ты…
Она вдруг сама испугалась этой плеснувшейся ярости, замолчала на полувдохе, пытаясь унять внутреннюю тяжелую дрожь. И Леха тоже замер над раковиной, окаменел спиной, развернулся к ней медленно. Так медленно, что этого времени хватило, чтобы прийти в себя.
– Ань… Ты чего это? Критические дни на подходе, что ли? Так рановато вроде…
– Да ничего, Леш. Сама не знаю… Прости, не обращай внимания. И впрямь, чего это я такой дурацкий разговор затеяла? Прости…
– Да ладно, бывает… Скажи лучше – картошку жарить или варить будем?
– А ты как хочешь?
– Жарить!
– Ну так и жарь… А я пойду прилягу ненадолго.
– Иди. Я позову, когда готово будет.
– Ага…
Плюхнувшись на диван, она попыталась всмотреться в экран телевизора, где буйствовала популярная скандальная передача «Пусть говорят». О чем они там «пусть говорили», так и не смогла понять. Маргинальные герои «из народа», подпрыгивая на мягких диванах, что-то кричали в публику, элегантный ведущий пытался их «культурно» урезонить, поблескивая модными очками. Смешно. И смотрится бедный ведущий на фоне всего этого безобразия так же неубедительно, как нежный цветок орхидея среди некультурного чертополоха. Такой растерянный, что защитить его хочется. Как давеча Александра Синельникова там, на улице Чапаева. И тоже его жалко немного, ведущего-то. Нет, лучше не смотреть…