Когда Стивен приземлился, она его поймала, забрала узелок и расцеловала в обе щеки.
— Как я рада тебя видеть! Залезай, я отвезу тебя домой. Ты совсем не изменился, — продолжила она, посылая лошадей вперед.
— Зато ты изменилась, дорогая, — ответил Стивен довольно спокойно. — Цвет лица бесконечно улучшился, ты jeune fille en fleur[47].
Чистая правда — прохладный, сырой северный климат и шведская кухня сотворили чудеса с ее кожей. Ее особенная красота, черные волосы и темно-синие глаза, требовали исключительного цвета лица. И сейчас Диана расцвела, как никогда ранее.
Они доехали до ворот в поле, и она развернула фаэтон со своим обычным мастерством, правя в обратную сторону по проселку с захватывающей дух скоростью. В отдельных местах от колес до края дороги не оставалось и шести дюймов, а подседельная лошадь периодически взбрыкивала и дурила, требуя твердой руки и полного внимания, поэтому поддерживать разговор не получалось. Они снова проехали через ольшаник, на дорогу пошире. «На Стадхаген», — объяснила Диана. Доехали до открытых железных ворот, в которые лошади завернули сами.
Заросшая дорога делала несколько поворотов среди деревьев, а потом раздваивалась — один путь вел через парк к большому дому, довольно богатому, но безжизненному, почти все окна закрыты.
— Поместье графини Тессин, — объяснила Диана. — Бабушки Ягелло. А живу я там, — она указала кнутом на дальний конец парка, где Стивен увидел дом с башней, поменьше и гораздо старше. Скорее всего, дом для вдовы, но Стивен промолчал.
Фаэтон остановился. Грум соскочил и повел его.
— А этот человек что, финн? — поинтересовался Стивен.
— О нет, — улыбнулась Диана. — Лапландец Ягелло, ему где-то с десяток принадлежит.
— Они что, рабы?
— Нет, вряд ли. Крепостные, по-моему. Стивен, заходи же.
Открылась дверь. Высокая, согбенная пожилая служанка сделала реверанс и улыбнулась. Диана что-то прокричала по-шведски ей в ухо и провела Стивена в холл.
Она открыла одну дверь, захлопнула ее со словами «Слишком убогая» и открыла другую. Та вела в приятную квадратную комнатку с пианино, книжными полками, большой керамической печью, парой кресел и кушеткой. За окном росла липа. Диана заняла одно из кресел и попросила:
— Сядь, где я могу тебя видеть, Стивен, на кушетку. Она нежно посмотрела на Мэтьюрина и продолжила: — Господи, как же я тебя давно не видела, о многом нужно поговорить, а я не знаю, с чего начать. — Последовала пауза. — А, скажу кое-что насчет Ягелло. Не то чтобы я обязана тебе что-то объяснять, Мэтьюрин, знаешь ли, но он сейчас приедет, и я не хочу, чтобы ты думал, будто обязан перерезать ему глотку.