— Жалко, что так вышло с пудингом, — заметил Джек, когда они вернулись в кормовую каюту «Сюрприза», — но в целом, я редко когда так наслаждался ужином. И хотя Фанни Харт — ни Сцилла, ни Харибда, но друг друга они обожают, и только это на самом деле что-то значит. По пути в Портсмут Уильям заглянул в Эшгроу, поинтересоваться у Софии, как дела. Она передала ему письмо на случай, если мы повстречаемся. Дома все хорошо, и даже моя теща — не такое тяжкое испытание, как можно подумать.
Она заявила, что со мной жестоко обошлись и мы с Софией заслуживаем ее полнейшее сочувствие. Не то чтобы она хотя бы на секунду считала меня невиновным, но то, что, по ее мнению, я сделал, она полностью одобряет. Если бы ей дали такую возможность, она бы повторила этот трюк, как и любая женщина, движимая чувством долга касательно своих финансов… Ты же точно не «Марсельезу» подбираешь?
Стивен держал виолончель меж коленей и некоторое время уже очень тихо играл две-три фразы с вариациями — полусознательное музицирование, не мешавшее ни говорить, ни слушать.
— Нет. Это мелодия Моцарта, точнее, должна быть мелодия Моцарта. Она, без сомнения, крутилась в голове у того француза, который написал «Марсельезу». Но что-то от меня ускользает…
— Стивен, — воскликнул Джек, — ни одной ноты более, прошу тебя. Вспомнил, что ты имеешь в виду, только бы не упустить.
Он снял тканевый чехол с футляра скрипки, грубо настроился и сразу нащупал правильный мотив. Вскоре присоединился Стивен. Когда они оказались полностью удовлетворены, то остановились, настроили инструменты, передали туда-сюда канифоль и вернулись к основной теме, вариациям на нее, инверсиям. Вначале один принимался импровизировать, а другой подхватывал, потом они менялись и играли до тех пор, пока внезапный крен на подветренный борт едва не выбросил Стивена из кресла, а его виолончель не издала мрачный вопль.
Он снова сел, струны и смычок не пострадали, но свободно текущий ритм разрушился, и они больше не играли.
— Все равно неплохо, — заметил Джек, — я скоро вообще к чертям слух потеряю. Во время артиллерийских учений бегаю туда-сюда без остановки, делая то, на что обычно есть полдюжины мичманов у орудий. В жизни не думал, что эти маленькие дикари такие полезные. Теперь выжат, как лимон. Держись крепче, Стивен, — воскликнул он, поймав доктора, когда тот снова упал, на этот раз из стоячей позиции. — Где твоя морская поступь?
— Дело вовсе не в ней, — начал оправдываться Стивен, — корабль движется дико и разнузданно. В таких условиях и крокодил бы упал, если у него нет крыльев.