Мою мать ни в чем не стоит винить. Если мои преступления вообще являются преступлениями, в них стоит винить природу и общество. В природе каждого человека заложено стремление убивать. Цивилизация ничего не меняет. В любой собаке живет волк. Она ничего не может поделать, воя на Луну или преследуя кролика. Таким же образом, от человека нельзя ожидать, что он забудет о тысячелетнем инстинкте к убийству просто потому, что утром он одевает костюм и направляется в офис. А общество? Я виню его. Я повернулся к обществу спиной, потому что оно повернулось спиной ко мне. Я был умным мальчиком, но я не мог получить доступ к экзаменам, не вписывался в мир их вопросов и интервью. Я покинул школу без аттестата и так как я не мог вынести мысли работать с другими людьми, я стал использовать руки для починки вещей, когда все, чего я на самом деле хотел, все разрушать.
Брэдшоу вслушивался в монологи об учителях, которые были жестоки или не понимали Уиклоу, не смогли заметить его высокий интеллект. Затем последовали размышления о мальчике без друзей, которого дразнили маленькие девочки в его классе и доставали задиры, пока однажды он не воткнул в руку одного из них острый конец циркуля и не был жестоко избит, но, по крайней мере, задирать его перестали.
Прошел почти час, когда Брэдшоу достиг части, где взрослый Уиклоу начал преследовать детей.
Незамедлительно и инстинктивно, он выключил диктофон. Он не хотел этого слышать. Это не было выдуманной историей какого-нибудь писателя мрачных сказок. Это было слишком реальным.
Но как он собирается выяснить правду насчет Сьюзан, если не прослушает это?
Брэдшоу встал со своего места и пошел на кухню. Он полез в холодильник и вытащил бутылку водки, открутил крышку и налил очень щедрую порцию в стакан, а затем добавил такое же количество тоника. Он вернулся в свое кресло, отпил напитка и снова нажал на воспроизведение. Уиклоу рассказывал о Тиме Коллингсе, его первой жертве. Его голос изменился, пока он вспоминал, как преследовал Тима. Брэдшоу слышал в его голосе восторг.
Тим был одиночкой, как и я. Мне было это очевидно. Он не видел меня, ни разу, но я видел его. Я оставался вдалеке и наблюдал с расстояния. Он ни с кем не играл, кажется, вообще не имел друзей. Другие дети просто проходили мимо. Я это понимал. Я хотел, забрав его юную жизнь, придать ей значения. Тогда они его запомнят. Все в его деревне будут говорить о нем годами.
Брэдшоу слушал, пока Уиклоу описывал домашнюю жизнь Тима или, по крайней мере, какой она ему казалась. Он объяснил, как выманил Тима, подъехав на машине и спросив его имя.