Нечто под маской (Рокотов) - страница 2
"Ну и ладно, и ладно", - отвечала она сама себе. - "Некого и некого. И никто ей не нужен... Никто... Лучше одной, чем с такими людьми..."
Рита вскочила с кровати и подошла к окну. Приоткрыла занавеску... Пустой Комсомольский проспект, заснеженная дорога... Редкие машины, редкие пешеходы... Очень рано, практически ещё ночь...
Вид пустынной ночной Москвы, как ни странно, несколько успокоил её. Ей стало легче на душе. За окном обычная московская зимняя ночь... Все тихо и мирно. И главное - ничего не горит, не трещит, не обрушиваются с потолка балки... Все будет хорошо, все будет хорошо... А сколько ей лет, она прекрасно помнит, ей в январе исполнится тридцать один год. Она ещё так молода...
Рита поглядела на часы - ой, только половина пятого, такая рань, нет, надо ложиться спать... И все же в комнате довольно прохладно... Нет, под одеяло, немедленно под одеяло...
... Она нырнула под одеяло, но заснуть долго не могла. Ушел страшный сон, на смену ему пришла мучительная бессонница... Да и приснившийся сон не покидал ее... Ведь этот кошмар не может покинуть её никогда... Это постоянно повторяющийся сон... Потому что это БЫЛО... БЫЛО на самом деле, только давно, очень давно... Пожар, огонь, языки пламени, и руки, сильные мужские руки, вынесшие её из огня... Вынесшие из огня и вытолкнувшие из горящего дома... А затем... треск, грохот, обрушившаяся балка, исчезающий на её глазах в языках пламени дом... Их дом... И крик, жуткий крик того человека, который спас ей жизнь... А что было дальше, она не помнит, от пережитого ужаса она потеряла сознание и очнулась только в больнице...
... Доброе морщинистое лицо бабушки... Слезы, текущие по бледным щекам...
- Риточка, Риточка, как хорошо, что ты жива, внученька моя, - шепчет бабушка, всхлипывая и гладит её своей шершавой рукой по лицу.
- А папа? Что с папой? - спрашивает Рита.
Бабушка отворачивает лицо и плачет... И одиннадцатилетняя Рита понимает все. Папы больше нет. Он остался там, в этом жутком пламени.
... Мама Риты умерла от инфаркта, когда ей было шесть лет. И, тем не менее, она её хорошо помнит, помнит до сих пор.
... Маленькая деревянная дачка, построенная отцом на полученный им первый и единственный раз в жизни приличный гонорар за перевод большого романа с английского языка. Они прожили в ней более пяти лет...
Прошло почти двадцать лет с того страшного летнего дня... Но сон преследует её до сих пор... Как же избавиться от этого навязчивого кошмара?
Но не только сон тревожит её. Что-то еще, что-то непонятное, неуловимое. Почему-то в последнее время чувство тревоги стало нарастать. Рите стало казаться, что кто-то преследует её. На многолюдной улице, в толпе она вдруг ощутила на себе некий пристальный взгляд. Это ощущение стало повторяться. Один раз она вздрогнула и обернулась. Какая-то голова в черной спортивной шапочке, больших круглых затемненных очках и прикрывающим лицо темным шарфом нырнула куда-то вниз, в толпу. Но эта черная шапочка осталась у Риты в памяти, и когда она вспоминала эту шапочку, это резкое движение в сторону, ей почему-то становилось страшно и тревожно. Глупости, уверяла она сама себя, все это глупости, это нервно-возбужденное состояние тому виной, это одиночество тому виной, жуткое одиночество, её полная ненужность ни одному человеку на этой огромной неуютной злой Земле. После аборта, сделанного в двадцатичетырехлетнем возрасте, Рита уже не могла иметь детей. Да и не от кого было их иметь. С мужем, Степаном Балясниковым она развелась четыре года назад. Муж, тридцатилетний весельчак и бонвиван, проживал на Кутузовском проспекте в огромной пятикомнатной квартире со своей матерью, довольно известной поэтессой Ольгой Александровной Бермудской. В свое время молоденькая Ольга вышла замуж за генерала МГБ Балясникова, который был её старше лет на двадцать пять. Степан был поздним ребенком, балованным до какого-то дикого кошмара. Степан воспитывался даже не матерью, а всяческими няньками, домработницами, горничными, делая абсолютно все, что хотел. Семья жила сыто - генерал занимал при Сталине в органах высокие посты, имел кроме пятикомнатной квартиры дачу в Барвихе и черный "Мерседес". В пятидесятые годы его хотели было привлечь к ответственности за репрессии, но он сумел вывернуться. Генерал умер в семьдесят пятом году, умер скоропостижно, словно праведник, окруженный близкими, слугами, богемой, которую собирала у себя поэтесса Бермудская. Степе было тогда пять с половиной лет. Он почти не помнил отца. Лишь огромная фотография напоминала о нем со стены. Роговые очки, пронзительный взгляд, плотно сжатые губы... Впоследствии Рита прочитала о деятельности покойного свекра в мемуарах бывшего сослуживца генерала некоего Белицкого, эмигрировавшего на Запад - руки покойного были по локоть в крови. Но в семье был и оставался культ этого человека. "Егор Степанович, Егор Степанович", - произносилось с гораздо большим почтением, нежели Господь Бог. Его даже умудрились представить в качестве потенциальной жертвы кровавого вождя. И впрямь, в марте пятьдесят третьего, словно нарочно готовя ему литер на будущее, был подготовлен приказ об аресте Балясникова, чем он козырял вплоть до самой своей смерти. И богема, собиравшаяся в доме у генерала и его жены, делала вид, что верила в его порядочность.