Бермудская была членом правления Союза писателей. К ней на стол попадали многие рукописи. Однажды Шмыдаренко принес ей пухлую папку с романами некого Валентина Нарышкина, школьного учителя литературы из Подмосковья... Прочитав эти романы, Бермудская была поражена. Такого она не читала никогда. "Так вот надо писать", - подумалось ей. Захотелось познакомиться с автором...
- Как быстро пролетела жизнь! - произнесла вслух Бермудская, встала из-за старинного письменного стола и подошла к окну. - Третье тысячелетие на носу. А хороша была жизнь. Между прочим...
Перед ней промелькнули лица её многочисленных любовников. Пользовалась вниманием, пользовалась... Но не у всех! Бермудская покраснела от стыда при воспоминании о своей самой крупной любовной неудаче... Неудаче ли? Нет... Она сжала свои крепкие кулаки... Разве э т о можно назвать неудачей? Да такая неудача гораздо интереснее любой другой удачи... Смешанное чувство стыда и гордости за себя охватило Бермудскую... И потом, ещё не вечер... Нет, ещё не вечер... Она погремит ещё и в третьем тысячелетии, она не из хлюпиков, она не сгибается перед превратностями судьбы... Ее так просто не возьмешь... Что такое шестьдесят пять лет? Она абсолютно здорова, а мозг работает так хорошо, как никогда... Раньше все шло само собой, по крайней мере, с момента женитьбы с Балясниковым. А теперь надо бороться, сражаться за свою судьбу... Именно за свою, не за судьбу же этого недоноска Степана. Это ничтожество обречено, а ей ещё жить, да жить... Нет, не пролетела ещё жизнь, начинается самое интересное...
Бермудская стояла у окна, глядела на снег, на сумерки, на большой двор дома, в котором прожила сорок пять лет и чувствовала захлестывающую её гордость за саму себя... То, что затеяла в этой жизни она, никому до того в голову не приходило... Она играет жизнью, как хочет... Она играет в страшную, порочную игру, а люди в этой игре словно пешки, словно марионетки, которых она переставляет, дергает за ниточки... Что, собственно говоря, в жизни вышло не по её желанию? Все получилось именно так, как хотела она. И так будет дальше...
Ольга Александровна выкурила ещё одну сигарету и пошла смотреть телевизор. Говорили о предстоящих выборах. "Выборы, выборы", - фыркнула Бермудская. - "Какая все это чушь и глупость. Люди как бараны. При любой власти можно жить прекрасно, ели иметь голову на плечах. Жила при Сталине, жила при Хрущеве, при Брежневе, жила и не тужила. И теперь проживу. Главное - всех давить, давить, не жалея..." И снова откуда ни возьмись, появилось это предательское чувство стыда, стыда за тот окаянный день, когда ей дали понять, что кого-то она может не интересовать, как женщина... И кто дал понять? Кто? Человек, в которого она влюбилась без памяти... Ведь влюбилась же, теперь-то что врать перед самой собой?... А он, придурок... Ничтожество, талантливое ничтожество... Оживить бы его, гада, да ещё раз убить, да пострашнее еще...