— Приходится меняться, — добавила Дороти. — Если хочешь спокойно жить.
Она почувствовала, что краснеет. Оставалось только надеяться, что Дункан не понял. Не расслышал, с какой предательской горечью прозвучали ее слова.
Похоже, он действительно ничего не заметил.
— Ты по-прежнему пьешь чай без сахара? — спросил он.
Дороти лишь молча кивнула, наблюдая за тем, как Дункан наливает в чашки кипяток и опускает туда пакетики с чаем. Потом он сел за стол напротив Дороти и пододвинул ей чашку. — Я действительно хочу перед тобой извиниться. Сегодня утром, когда я пришел к вам в офис, то невольно подслу<шал твой разговор с той женщиной, твоим партнером. Слышал, что ты говорила ей про Форбса. Я должен был раньше понять… Знаю ведь: ты — не из тех женщин, которые…
— Которые что? — с вызовом перебила его Дороти. — Которые в глазах мужчин желанны и привлекательны?..
Она умолкла, прикусив губу от досады. Господи, что с ней творится?! Ведь она только что сама признала, насколько уязвима и беспомощна перед этим человеком. Дороти настороженно молчала, ждала, что Дункан обязательно заострит внимание на ее словах, но тот резко проговорил:
— Все правильно. Я это заслужил.
Дункан снова пожал плечами, и у Дороти заныло сердце. Этот жест был настолько знакомым, настолько родным… У нее слегка закружилась голова, как бывает, когда выпьешь залпом бокал шампанского. За десять лет Дункан, конечно же, изменился, повзрослел, возмужал. Но он всегда был таким, каким в представлениях Дороти и должен быть настоящий мужчина. Высокий, крепкого телосложения, подтянутый и мускулистый. Дороти помнила, как однажды — ей тогда было четырнадцать лет… или уже пятнадцать? — гуляла по саду дедушки Джорджа и подошла к пруду в самом дальнем конце участка. Дункан, голый по пояс, стоял по колено в воде и срезал водоросли, которые грозили задушить лилии. Она тогда долго, прячась за деревом, любовалась Дунканом.
Дороти помнила все это очень живо — как будто это было только вчера, а не десять лет назад. Она помнила сладостное томление и щемящую нежность, которую испытывала, украдкой глядя на Дункана. На его дочерна загорелой коже искрились капельки воды. Под кожей переливались тугие мускулы. Черные волоски у него на животе уходили дорожкой под пояс джинсов. Дороти помнила, как она смотрела на эти волоски — потрясенная, завороженная запретным и сладостным зрелищем.
Тогда все ее тело охватила какая-то странная слабость. Оно было словно охвачено пламенем, жгучим и ласковым одновременно. Ей казалось — еще немного, и она лишится чувств, не в силах терпеть эту сладкую и непонятную муку. А потом Дункан увидел ее. Помахал рукой и подошел к ней. Он подхватил ее на руки и пригрозил сбросить в пруд, если она будет тут стоять и глазеть, пока сам он трудится в поте лица.