— Возьми! На похороны муженька! И на улыбки в мире!
Профессор взял подругу под трепетную ручку, Тома прижалась благодарным бедром.
— Назад — на Главную Столичную Помойку?..
Когда люмпенская парочка вышла из гостевой спальни — Олесия положила витое злато на раненный живот:
— Орхидеи-люб! Мир согласен улыбаться!
Муж открыл умиротворённые глазки, сгреб цепь потеплевшей рукою и поцеловал Олесию слабой улыбкой. Взасос.
В момент поцелуя сердитый Сидор, бомж Фёдор и К>о, — улетели на небо.
А Клюеву, этому дезертиру-убийце, вновь посчастливилось удрать целым и невредимым. Посему следующая глава имеет сюжетные предпосылки.
В тюремный застенок приземлили всех главных Персонажей этого странного сюжета. А именно: армейскую троицу и мафиозную двоицу. И все Герои осознали, что упали на нары только из-за Клюева!
В тюрьме думы особенно свербящие и безысходные. И особенно по пятницам. Как раз в одну из пятниц щёлкнули запоры, и жесткая вертухайская рука втолкнула в застенок новых сидельцев. Один являлся широкоплечим бугаём, а второй маленьким толстяком.
Новоприбывшие осмотрелись. А потом толстяк задвинул речь:
— Познакомьтесь, братэлосы! Леонид — он мусоровозчик. Хотел загнать мне армейский автомат! Сделку сорвали менты…
Леонид угрюмо покивал. А задумчивую паузу всколыхнули две фразы:
— Ануфрий, наш братэлло-близнец! — вскричали Андрюшкины.
— Отменная травка попалась! — проворчал Косяков.
Спустя 6 недель
Посредине застенка находился дощатый стол, по его сторонам первая и вторая лавки, стены опоясали лежанки-шконки. Сегодня диспозиции выглядели так:
Косяков и Леонид пыхали папироску, сидя на первой лавке. В перерывах между пыхами, в молчаливом кайфе, грызли сахар-рафинад.
Близнецы Андрюшкины кружились в Тройном Вальсе, и самозабвенно пели:
— Тра-ля-ля! Тра-ля-ля! Тра-ля-ля!
Гоголев и Михал Михалыч неспешно диалогировали, сидя рядком на второй лавке:
— Когда-то я был не верующим мафиозным боссом…
— А сейчас уверовал, да?
Михал Михалыч ностальгически сплюнул и проворчал:
— Да-да… Ты посмотри на рожу Нафани, подполковник, и тоже станешь верующим… Если до сих пор не верующий. А если ты христианин — то атеистом тебе уж не стать…
У Нафани под левым глазом по-прежнему торчал крутотенный синячище. Гоголев мельком оглядел синяк и спросил:
— А как в смысле половых яиц, Михал Михалыч? Хочешь кому-нибудь отрезать?..
— Жажду, подполковник! Ай! — экс-главарь смурно вздохнул, и в расстройстве полез на лежанку-шконку — то ли грустить о прошлом, то ли мечтать о будущем.
* * *
В «Окне для Корма» прозвучал сочный надзирательский голос: