Несмотря на ветхий вид домика, двери в нем были достаточно надежны. Ее держали под крепким засовом, а окна они забили досками. Убежать от них пока было невозможно. Порой они снова пичкали ее снотворными, и она постоянно чувствовала жуткую слабость. Нет, ей никак не убежать от них, так что ничего не остается, только ждать. А там видно будет.
Иногда Кузьмичев приходил в комнату и подолгу беседовал с ней на самые разные темы: о смысле жизни, о превратностях судьбы, о любви, о семье.
Порой ей было даже интересно выслушивать его циничные сентенции. Спорить с ним она не считала нужным, хотя сам он вызывал ее на спор. В его бесцветных глазах постоянно стояла издевка, но она делала вид, что не видит этого, окружив себя словно какой-то броней. Это была ее защита, у нее не было иного выхода. Она верила - ее спасут, ее обязательно должны спасти. Только спокойствие, только терпение.
К тому же призывал себя и Кузьмичев. А вот Кандыба в последнее время стал заметно раздражаться. Раздражение его выражалось в том, что он начал с присущей ему нудностью докапываться до Кузьмичева... Должен же он был о чем-то говорить в конце концов. Ни книг, ни телевизора, никаких развлечений. От такой жизни вполне можно было свихнуться. Жили одними перспективами, мечтами о баснословных деньгах, которые Раевский заплатит за свою дочь.
- Пойду погляжу, чего хочет наша очаровательная гостья, - сказал Кузьмичев и поднялся.
Открыл задвижки двери, за которой находилась Марина и вошел...
- Чего ты хочешь? - проворковал он, глядя на пленницу, сидящую на кровати.
- Чего хочу? - переспросила она. - Я много чего хочу. Я, например, хочу есть. Мне надоело питаться одной картошкой и селедкой с черным хлебом. Я на свежий воздух хочу, я задыхаюсь в этой лачуге. Я уже потеряла счет дням, но, по-моему, мы провели здесь уже около двух месяцев. Я просто сойду здесь с ума... - При этих словах она попыталась придать своему голосу жалобные нотки.
- Ах ты, боже мой, - покачал головой Кузьмичев и подсел рядом на железную койку с продавленным матрацем. - Бедная девочка. Да, ты в отличие от нас не привыкла к таким условиям жизни. У Ираклия ты жила в роскоши. А мы вот пока бедны, вынуждены скрываться ото всех и не можем тебе предложить ничего другого. И все же, согласись, что ты находишься в лучших условиях, чем мы. Ты спишь на кровати, а мы с Яковом Михайловичем на полу на всяком тряпье, по нашим телам бегают крысы, с пола жутко дует. Такова жизнь, Мариночка, и мы вынуждены мириться с ее жестокими условиями.
Произнеся это, он положил руку ей на плечо. Он почувствовал, что его охватывает бешеное желание. Вообще они заранее договорились, что пленницу трогать никто не будет, и единственная попытка Крутого в этом направлении была быстро и жестко пресечена и им, и Кандыбой. Больше на нее никто не покушался. Но тут, проведя столько дней в таких кошмарных условиях, он ощущал, что не может так долго находиться в обществе красивой женщины и никак себя не проявлять. Марина убрала его руку с плеча, но вовсе без резкости, и этот ее жест даже вдохновил его. Он снова положил ей руку на плечо и крепко сжал его.