– Да это просто какое-то безумие, – сухо выдавил из себя шеф, когда они закончили рассказ, и откинулся на спинку кожаного рабочего кресла. – Вы двое проделали замечательную работу. А Маркусу вы уже обо всем рассказали? – спросил он.
– Нет, мы хотели для начала оповестить тебя, Ларс, – ответил Карл.
Шеф криминального отдела, кажется, был тронут.
– Но вы еще не задержали Биргит Циммерманн и этого самого Джеймса Франка?
– Нет-нет, мы решили, что ты сам должен удостоиться этой чести.
Глаза его заблестели.
– Хорошо. Зато вам выпадает честь задержать Анне-Лине Свенсен, так что – баш на баш, а точнее, двух за одного, ха-ха.
– То есть ее местонахождение уже известно?
– Нет, но в этом-то как раз и заключается прелесть – вам предстоит немного потрудиться.
Неужели он издевался над ними вот так неприкрыто?
Тут раздался стук в дверь, и, не дожидаясь ответа, в дверях возник Пасгорд.
– А, вы тоже тут, – разочарованно констатировал он, увидев Карла и Ассада. – Ну и ладно. Быть может, оно и к лучшему – хоть поглядите, как поражает цель настоящий полицейский.
Подобная реплика изрядно позабавила Карла.
– Итак, дорогие господа! Мы имеем на руках признание в убийстве Стефани Гундерсен и Ригмор Циммерманн. Составленное в лучшем виде и подписанное. Я всю ночь трудился и все письменно зафиксировал.
Он швырнул на стол тонкий рапорт. От силы в нем насчитывалось три страницы.
Ларс Бьёрн взглянул на эту несерьезную папку и благодарно кивнул следователю.
– Замечательно, Пасгорд, вот уж без преувеличения чудесно! Так кто же оказался убийцей и каким образом ты на него вышел?
Пасгорд несколько жеманно закивал.
– Ну, можно сказать, что он объявился сам собой; я лишь направил процесс признания в нужное русло.
– Здорово! И как же зовут преступника?
– Могенс Иверсен. На сегодняшний день проживает в Нэстведе, но тесно связан с Копенгагеном.
Пуленепробиваемое упрямство.
Карл ухмыльнулся при воспоминании о взгляде Могенса Иверсена, когда тот клялся и божился, что больше не станет обременять их ложными признаниями.
Затем улыбнулся Бьёрну и Ассаду, которые сидели, затаив дыхание, в то время как их бледные лица постепенно становились красными, а потом и фиолетовыми.
Когда все трое не смогли больше сдерживаться и одновременно разразились истерическим хохотом, подобного которому никто никогда не слышал в этом кабинете, Пасгорд выглядел совершенно обескураженным.