Девичий взгляд скользнул ниже торса. Накаченные ягодицы. Катя некоторое время назад смотрела ролики из тренажерных залов. Так выглядели ягодицы мужчин, приседающих с большими весами.
Господи, о чем она думает…
Её мозг постоянно сублимировал. Не желал признавать действительность, подкидывал ей одну мысль нейтральнее, нелепее другой.
И всё же взгляд снова и снова возвращался к мужской спине. Если он такой бугай сзади, то что спереди?
И что в штанах?
Татуировка на левом плече. Разобрать, что именно изображено, не представлялось возможным, да и не ставилось цели.
Катя с силой сжала губы. Даже на расстоянии она чувствовала исходящую от Коваля тяжелую энергетику. Мужчина был в ярости. Он держался. Из последних сил.
Или… до её прихода?
Чтобы на ней ярость и выместить.
Ведь есть, наверное, такое. Когда мужчины идут к женщинам – к любовницам, к подругам, к продажным – чтобы оторваться по полной. Чтобы забыться. Чтобы ярость свою спустить.
Вот и с ней будут… спускать.
Большой и чертовски злой мужчина. Наделенный такой властью, которую она даже представить не могла.
Катино внимание полностью сосредоточилось на нем, словно выстроила мысленно коридор, огораживающий её от всего внешнего.
– Проходи.
Снова голос, от которого мурашки по всему телу, по ногам и коленям в том числе.
Он видит со спины? Или у него до такой степени обострены чувства, что он распознает человека на расстоянии?
Катя не могла сдвинуться с места.
– Проходи, я сказал.
Господи, сколько вот это «я сказал» она слышала за последнюю неделю? Даже не конкретно эти два слова, а интонация. Постоянные приказы, указы. Её ещё не осудили, а с ней обращаются хуже некуда.
– Зачем? – тихо, почти не размыкая губ, спросила Катя – Вы тоже желаете знать мокрые ли у меня после стирки трусики? Так посмотрите!
Катя нагнулась, и быстро переступая ногами, стянула трясущимися руками трусики.
А потом, повинуясь только инстинктам, среди которых не было самосохранения, кинула трусики в спину генерала.
* * *
Коваль обернулся.
Сделал два шага, нагнулся и поднял простые дешевые трусики.
– Не влажные, – сказал, усмехнувшись, и накрутил их себе на ладонь, как трофей.
Не спеша и не сводя взгляда с девушки.
Его боялись. Руслан уже привык к людскому страху. Ему иногда даже становилось смешно – вроде бы не зверствует, а разговоры-то разговоры. Они все играли ему на руку. Пусть говорят, кто же запрещает? Некоторые, правда, пресекал. Навсегда. Лишнего всё же иногда болтать не стоило. Одно дело в кулуарах, и другое – выдавать информацию, которую и знать-то не положено. Узнал? Забудь. Тогда, возможно, тебе повезет, и про тебя тоже забудут.