— Не важно, соседи ему расскажут.
— Не могу с ней не увидеться, — сказал Сурен.
* * *
Через час он подошел к забору белого камня, хотел постучать в железную калитку, но она сама открылась, с той стороны ждала женщина лет тридцати в короткой шубке из искусственного меха с широкими рукавами, светлые волосы до плеч, зеленые глаза и яркие губы. Она взяла его за руку и потянула к себе. Калитка захлопнулась, женщина сделала шаг, обхватила руками его шею, прижалась и поцеловала в губы, долго и так сладко, что перехватило дыхание, и голова закружилась.
— Пойдем в дом, — сказала она. — Пожалуйста, пойдем… Все изменилось. Нарек звонил. Он приедет раньше, часа через два-три. Скорее, пойдем в дом.
— Я пришел за тобой, — сказал Сурен, чувствуя, что разволновался и от этого волнения, мысли спутались. — Я хочу сказать… У меня неприятности в Ереване. Я должен уехать. Но я не могу уехать без тебя, поэтому собирайся. Сейчас я подгоню машину. Мы сложим вещи и все…
— Я не могу. Нарек догонит нас. Ничего хорошего не получится. Судебное заседание через месяц. Надо дождаться.
Сурен отступил на шаг, дул холодный ветер, но ему было жарко, горела шея и щеки, он вытащил платок и стер со лба испарину. Он смотрел в сторону, на громадину дома из белого камня, окна темные, с двойными рамами. Он перевел взгляд на Лену, ветер дул ей в лицо, в глазах стояли слезы, на левой скуле расплылся продолговатый синяк. Он взял Лену за руку, приподнял рукав шубы, на запястье темные продолговатые пятна, это отпечатались толстые пальцы мужа. Выше, у локтевого сгиба, синяк, свежий, размером с половину сигаретной пачки.
— Я не оставлю тебя здесь, — сказал Сурен. — Мы и так долго ждали.
— Но я не могу уехать. Мы с Нареком еще раз попробуем все решить по-хорошему. Ну, если не получится… Я надеюсь на лучшее.
— По-хорошему это как? Нарек посадит тебя на цепь как собаку. Ты не выйдешь из этого двора, он не пустит тебя на суд. Я уеду, и никакой защиты ты здесь не найдешь. Останешься один на один со своей бедой. И с этой сволочью.
— Нарек сказал: если ты подумаешь, — только подумаешь, — бежать… Если только эта мысль придет в голову, — я убью твоих родителей. Сначала отца, потом мать, сожгу их дом. А потом дойдет очередь до твоей сестры из Еревана, ей тоже не жить. Не делай глупостей, — так он сказал. Он Богом поклялся.
— Никого он не убьет, он трус, — сказал Сурен.
— Трусы — самые опасные люди. Он убьет, потому что он трус.
— Лена, пожалуйста, Лена, — он искал подходящие слова, но их не было.
Теперь она заплакала.
— Я не могу, — повторила Лена. — Ты же это понимаешь. Нет…