Наконец-то пришел долгожданный час. Отец чинно, молча налил всем по рюмке водки.
- Царство им небесное, - глухо произнес он, поднял рюмку и залпом выпил. Мать не выдержала и снова заголосила. Тут раздался звонок, и она побежала открывать. Вскоре на пороге комнаты появилась Таня, держа за руку восьмилетнего Сашку. Сходство с покойным Митенькой было настолько разительное, что Алексей вздрогнул и смертельно побледнел.
- Здравствуй, Лешка, - тихо произнесла Таня и обняла брата. - Ты извини, Сашке обязательно надо было сегодня в музыкалку, контрольный урок, понимаешь...
- Дядя Леша! - закричал Сашка и подбежал к дяде, но тот стоял бледный и недвижимый, не в состоянии произнести ни слова. Все переглянулись. Алексей поднял свою рюмку, залпом выпил, а потом дрожащей рукой налил себе ещё и опять выпил.
- А стаканов в доме нет, что ли? - хрипло спросил он. - Это какие-то наперстки просто, я же мужик, как-никак...
Пораженный его раздраженным тоном, Сашка осекся и обиженно приостановился на середине комнаты. Таня укоризненно поглядела на брата.
- Он не понимает, Леш, - тихо сказала она. - Ему только восемь.
- Извини, - проворчал Алексей, подошел к племяннику и протянул ему свою загорелую, шершавую руку. - Здорово, Александр, как дела?
- Хорошо, - прошептал мальчик.
- Ну и хорошо, раз хорошо, - только и сумел произнести Алексей...
... На следующее утро, проснувшись часов в пять, Алексей вышел из дома и побрел к вокзалу...
В голове было мутно, его тошнило, он не мог даже курить. Хотелось опохмелиться, но он понимал, что в такое время это сделать совершенно невозможно. Надо было терпеть...
И, тем не менее, как ни странно, настроение было бодрое. Погода улучшилась, было прохладно, но дождя не было, с неба светила полная луна. И Алексей шагал на первую электричку... Ноги сами его несли туда. Он отчетливо понял, что не может здесь оставаться, хотя бы по той простой причине, что в маленькой двухкомнатной квартире ему просто не было места. Он провел ночь в комнате с родителями на скрипучей раскладушке, постоянно ощущая, что родители не спят. А сам, поворочавшись, утомленный дорогой, заснул часа в два ночи. А проснувшись, умылся, побрился, написал записку родителям и не взяв с собой ничего, вышел из дома...
Еще вчера, когда он подходил к родному дому, у него были какие-то эфемерные надежды на то, что здесь он забудется и хоть как-то успокоится душой, хотя бы на короткое время. Надежды эти рассеялись как дым. Он не нашел здесь ту точку опоры, которую искал. Ему было тоскливо и тягостно дома. Его худшие прогнозы оправдались - суета и хлопоты матери, суровое, морщинистое лицо отца с глубоко запавшими глазами, нарочитое бодрячество сестры Тани, все это только лишь раздражало его, все это было далекое и чужое. А свое - это там, в Таджикистане, гарнизон, пыль, жара, ишаки, дыни, арбузы, и Митька, бегущий к нему... А больше ничего не было, и их не было, ни Митьки, ни Лены... Осталась от них скромная могила на русском кладбище в Душанбе... И он, рано постаревший, поседевший в тридцать с небольшим, уставший от жизни, молодой старик, понятия не имевший, что ему делать дальше в жизни... Нет, осталась ещё армейская дружба... Остались воспоминания о страшных и тем не менее, славных годах молодости, когда они ежеминутно рисковали жизнью, выполняли свой долг, выручали друг друга, боролись, страдали и умирали...