— Эй, эй! Казак! — воскликнул Артемий Иванович, чуть не уронив кружку с пожертвованиями. — А чего это мою инструкцию так быстро напечатали? Обещали привезти только на следующей неделе.
— У Карэ в этот раз заказов мало было.
«Вот черт, — подумал Артемий Иванович. — Столько трудов, первая книжка почти свет увидала…»
Он пересчитал деньги в кружке, сел за столик рядом с Березовской и Посудкиным и велел подать ему два децилитра коньяка.
— Всего три франка! — объявил он, высыпая мелочь на белый мрамор стола.
— А вы что думали?! — крикнул кто-то срывающимся голосом. — Вам кто-то теперь поверит?
— Верно! — загудело общество. — Без гроша сидим. К «Эскаладу» дивиденды были обещаны!
— Да-с, где мои дивиденды? — встрепенулся Посудкин. — Я рассчитывал к фестивалю купить себе новый сюртук, обновить носки и исподнее. А теперь что?
— Я за тебя не выйду, Лёв, — упрямо сказала Фанни. — Потому что ты дурак.
— Вот! — сказал тот и воздел перст. — Вот это все потому! А где, спрашивается, мои гроши? У этой скотины.
— Но послушайте, Посудкин, — сказал Артемий Иванович. — У нас общество на паях, я также внес свой пай и имею такую же долю в барышах, как и все…
Посудкин взревел и, перегнувшись через стол, вцепился Артемию Ивановичу в горло.
— Долю в барышах! — заорал он. — Это мои деньги! Верни мне мои деньги!
— И нам верни! — раздались голоса. — Мы не хотим больше лягушек!
Фанни осторожно ткнула Посудкина вилкой в зад, и тот от неожиданности разжал руки. Артемий Иванович схватил кружку и объявил, что размозжит ею голову любого, кто еще посмеет приблизится к нему.
— Товарищи! — воскликнул Шульц. — Вы готовы драться друг с друг из-за любой грош. Надо тратить свою злость и энергию на борьбу. Настоящую борьбу. Убить гроссфюрст в Париж или в Лондон. Вам сразу будет много денег. Террористическая борьба есть такой же гешефт, как и все остальное. У большой гешефт — большой касс, а у маленький — три франк. У вас был большой гешефт, когда вы убиль свой царь. Вы до сих пор получаете из России дивидент за этот гешефт. Три франк — это касс для ваш новый лягушачий гешефт. Вам надо опять убивать тиранов, если вы хотите есть хлеб с колбаса, а не сухарь.
— Вы проституируете саму идею революционного террора, Шульц! — крикнул Посудкин. — Ее нельзя измерять деньгами. А ваш Гурин — просто провокатор!
— Чтобы проникнуть в наши дома, этот соглядатай самодержавия перехватывает почтальона, которому лень ходить по домам, и потом сам разносит письма! — сказал Иона Люксембург. — Ведь ты же не можешь просто взять у него письмо и закрыть дверь, приходится приглашать его домой. А он только этому и рад! Ведь и чаем тут напоят, и еще чего-нибудь съесть выпросит.