Теперь на предполагаемую сцену вышла толстая женщина в русском сарафане с кокошником на голове. Она сложила на груди руки и, приподнимаясь на носках, стала поворачиваться из стороны в сторону в такт музыке. Музыку изображал гармонист в ситцевой косоворотке. Лихо заломив на затылок фуражку с гвоздикой, он рьяно рвал гармошку, растягивая мехи в разные стороны. Женщина подперла указательным пальцем мясистую щеку и, вскрикнув: «Ой!», запела страшным голосом, не переставая при этом подпрыгивать. Свете стало жутко. Она не отрываясь смотрела на искусственный цветок, чтобы не встретиться взглядом с кем-нибудь из знакомых.
— Мама, ты что такая грустная? — спросила Маша. — Смотри, какие клоуны смешные!
Получилось громко, из зала раздались смешки.
— Ну все, с меня довольно, — сказала Света. — Я ухожу.
— Как тебе не стыдно! — прошептал Даниель. — Смотри, люди слушают, им нравится.
Света оглянулась по сторонам и увидела, что люди и вправду слушают эту какофонию — с таким же вниманием и уважением, с каким слушали маленьких гениев в лучшем зале города. Казалось, за столиками собрались роботы, в программе которых записано одобрительно покачивать головами, улыбаться и хлопать в ладоши в конце представления. Чтобы не слышать этих хлопков, Света вскочила с места и, демонстративно стуча каблуками, покинула зал.
— Как ты могла, как ты могла так некрасиво поступить?! — возмущался Даниель, бегая из угла в угол по кухне.
— Тихо, ты Машу разбудишь, — попыталась вразумить мужа Светлана.
Маша с отцом оставались на мероприятии долго, пока не ушел последний гость и не были убраны все столы. Они активно помогали в уборке, стараясь загладить впечатление, оставленное выходкой Светланы.
— Я в тебе разочарован, — горько жаловался Даниель. — Я этого просто не понимаю. Какая распущенность!
— Да ты что, не понимаешь, что эта дрянь делает? Она же насмехается над самой идеей искусства. Какое у нее право совать в такие материи свой длинный нос? Ведь люди будут думать, что это и есть русская культура!
— А что же это, по-твоему? — искренне удивился Даниель.
— Не смей так говорить! — Света от возмущения даже замахнулась, как будто хотела ударить мужа по щеке. — Ты не имеешь ни малейшего представления о нашей культуре, если этот балаган принимаешь за искусство!
— Это фольклор, народное творчество. Конечно, это часть русской культуры.
— Нет, это не фольклор, это хулиганство! И вовсе не такое безобидное, как ты думаешь. Глядя на это безобразие, на эту взбесившуюся тетку и пьяного мужика, люди составляют мнение о русской душе. Вот так и создается образ этакой придурковатой, неполноценной нации! Удивительно, как еще могли появиться среди них Чайковские и Толстые. Таких, как Марина, в тюрьму сажать нужно! Они приносят вреда больше, чем убийцы и злодеи, — они убивают душу. А вы, немцы, не можете черного от белого отличить. Сидите и улыбаетесь, потому что в вас душа уже давно умерла!