В Иерусалим я иногда езжу к зубному врачу, заодно встречаюсь с мамой. И уж конечно, захожу в универмаг «Машбир», порой даже что-нибудь покупаю. Теперь город — бывшее постылое место прозябания, превратился для нас, провинциалов, в набитую недоступными товарами и развлечениями метрополию. В идеале кибуцники должны жить исключительно с полагающегося им бюджета, но пока мало у кого получается. Едва выходишь за ворота родного селения, набрасываются неодолимые соблазны. Хорошо, что с городских времен на моем банковском счету осталась кое-какая спасительная заначка. У многих есть гораздо больше — например, у хромой Лии, переболевшей в детстве полиомиелитом, имеется собственная машина «вольво», купленная с помощью родителей и скидки для инвалидов. Разумеется, личную машину в кибуце держать нельзя, и «вольво» осталась припаркованной в родительском гараже. А Лийка молодец, работает наравне со всеми, несмотря на хромоту. У остальных тоже что-то припрятано, по меньшей мере «демобилизационные» деньги. Некоторые, как Шоши, Коби и Дафна, из бедных восточных семей, а у родителей Анат вилла в Кфар-Сабе. Но здесь это не важно — любое богатство остается за воротами, в Итаве все живут одинаково, и, главное, тут совсем другие критерии для оценки. Самая веселая и популярная из всех девчонок — Дафна. Маленькая, смуглая, как все йеменки, темная грива вьющихся волос, ямочки на щеках, черные смеющиеся глаза и уйма шарма.
В последнее время Дафна часто зовет меня в свою компанию. Сегодня после завтрака девчонки собрались у нее в комнате, и она всем по очереди ниткой сводит пушок на верхней губе. Борьба с волосяным покровом — основная забота израильтянок, и у восточных девушек для этого невиданные мною способы. Дафна пальцами обеих рук быстро закручивает две нитки, скользящие по коже, волосики попадаются внутрь и вырываются.
— А на руках я сниму над конфоркой, — решает Орит.
— Это как? — Мое развитие застряло на постыдно элементарном бритье голеней.
— Очень просто. Идешь на кухню, улучаешь момент, когда там не свирепствует Рина, включаешь газ и быстро так проводишь рукой над огнем — волосики спаливаются, а кожа остается целой!
— Везет тебе, Саша, нет у тебя этих забот!
— Зато я на солнце сгораю… Веснушками вся покрылась… — Я ищу в себе утешительные для подруг недостатки.
Играет пластинка, Билли Джоэл поет «Honesty is such a lonely word», все молча, целеустремленно ощипывают кожу. Дафна задумчиво поднимает голову:
— Это, Саш, про тебя!
— Почему про меня?
— Знаешь, что такое — «анести»?
Я отрицательно качаю головой, единственное, что осталось мне в наследство от французской спецшколы — абсолютное неведение английского.