Кафем двигался быстрее любого человека, с которым бился прежде Хаджар. Его движения были остры и точны. Он не делал ни единого лишнего движения. Не использовал ни грамма ненужной энергии. Он, словно как оружие, использовал все, что требовалось, не больше и не меньше.
Он проскользил над травой с такой скоростью, что если бы не высокий контроль над силой и энергией, то волны ветра разошлись бы огромными цунами, сваливая деревья и раскалывая камни. Но Кафем полностью контролировал себя, так что не то, что волн ветра не поднялась — даже трава под его ногами не качнулась.
Его удар меча, убранного в ножны, содержал силу, противоречащую тому, что мог бы осознать разумом адепт Семи Империй. И нанес он его со скоростью и точностью, превышающей мастерство, на которое в данный момент мог рассчитывать Хаджар.
Кажущийся простым, рубящий удар от головы в землю, содержал в себе глубокие мистерии, энергию, силу и волю, так тесно сплетенные между собой, что сложно было понять где начинается одно и заканчивается другое.
Как и любой адепт, начавший свой путь за грань Истинного Королевства, Кафем не использовал его в окружающей реальности — а полностью сосредоточил внутри меча.
Ни один Безымянный из регионов, с которым бился Хаджар, не был способен на это. Может быть даже не каждый Небесный Император… именно эта разница — в том, насколько хорошо адепт использовал собственный потенциал и являлось одним из главных мерил уровня развития.
А никак не все эти пафосно названные ступени…
— Неплохо, мальчишка! — засмеялся Кафем, когда его ножны ударил о плоскость Синего Клинка.
Вокруг Хаджара разлетелись волны синего ветра — он пока еще не очень хорошо себя контролировал. Слишком мало опыта в состоянии Безымянного. За прошедшие месяцы нейросеть успела провести лишь десять тысяч боев, что никак не могло соперничать с опытом адепта, прожившего десять тысяч лет.
И все же — Хаджар сейчас выглядел совершенно не как тот, кто вступил на свою ступень силы лишь несколько декад назад. Скорее, как адепт, бьющийся на ступени Безымянного уже почти несколько веков.
Это и была его единственная, в этом проклятом мире, безымянная карта — бесконечные сражения внутри собственного разума. Неустанные боль и смерти, которые он переживал каждую секунду.