Андрей опустил камеру, присмотрелся.
– А теперь говори со мной! – неожиданно крикнул он.
Она удивлённо посмотрела на него.
Что он теперь хочет?
– Говори, говори со мной! Прочти мне стихи!
Она хотела было отказаться, но его глаза горели, он ждал.
И она подчинилась, начала читать, пользуясь азбукой жестов. Вымазанные углём руки летали в воздухе, складывая буквы в слова, а слова в строки.
Perfecto!
Он тут же снова поднял камеру, быстро защёлкал, пытаясь поймать, зафиксировать эту выразительную необычную пластику.
Стихотворение закончилось. Она остановилась.
– Что это было? – спросил Андрей. – Что за стихи?
Марина подбежала к стоявшему в углу студии столу, нашла лист бумаги, написала:
«ДУША САМА ВЫБИРАЕТ СЕБЕ ОБЩЕСТВО. ЭМИЛИ ДИКИНСОН, АМЕРИКАНСКАЯ ПОЭТЕССА».
– Вот как? – удивился Андрей. – Любопытно. Надо будет почитать.
Он с новым интересом взглянул на девушку. Она вызывала у него всё большее восхищение. Сколько же ещё сюрпризов кроется в блестящей глубине этих зеленоватых глаз?…
Вслух же сказал:
– Собственно, мы закончили. Спасибо тебе. Мойся, одевайся. Я схожу, принесу что-нибудь выпить, хорошо?
И, не дожидаясь её кивка, вышел из комнаты.
Марина переглянулась с Чарли, который не сдвинулся с места, пожала плечиками и отправилась в ванную.
Марина сидела на полу около стенки, в углу, отдыхала. Только сейчас почувствовала, как сильно устала после этой непривычной работы. Вошёл Андрей, нёс на серебряном подносе два бокала с коктейлем.
– Это мохито, тебе понравится. У меня свой собственный рецепт.
Уселся рядом, сунул в коктейли по трубочке, протянул один бокал Марине. Некоторое время они сидели в полной тишине, умиротворённо посасывая вкусную, чуть пряную жидкость. Потом он пересел к другой стенке, чтобы она могла видеть его лицо:
– Скажи, Марина, а ты не могла бы остаться подольше, а? Я бы хотел показать тебе один из моих самых любимых фильмов. Называется «Мужчина и женщина». Ты не видела?
Она покачала головой – нет, не видела.
– Это старый французский фильм. Первый фильм знаменитого режиссёра Клода Лелюша. В главных ролях Жан-Луи Трентиньян и Анук Эме.
Она чуть пожала плечиками. Эти имена ничего ей не говорили.
– В шестидесятых это был безумно популярный фильм. Там совершенно потрясающая музыка! Тебе очень понравится!
Какая музыка! О чём ты?! Болван!
– Прости меня! – спохватился он. – Я забыл…
Она остановила его излияния решительным жестом, потянулась всё за тем же листом бумаги, на котором писала раньше, схватила карандаш. На бумаге появилось:
«НЕ НАДО ИЗВИНЯТЬСЯ. Я УМЕЮ ВООБРАЖАТЬ МУЗЫКУ».