– Ты можешь успокоиться! Никто тебя вызывать не будет, а что при мне Павел, – ведь это смешно. Про эту особу я не буду ничего говорить; когда ты увлечен, ты ничего не видишь. Конечно, ты можешь сослаться на пример отца, но не забывай, что во всех своих увлечениях Павел Виссарионович оставался человеком благородным.
– Что вы хотите этим сказать? и поверьте, я уважаю память отца не меньше вас, которая только и делала, что мучила его своею глупою ревностью и видом жертвы!
– Не надо, Родион Павлович, не надо!.. – воскликнул Павел, хватая за рукав Миусова, но Матильда Петровна уже встала из-за стола, вся бледная, вероятно находя, что объяснение дошло уже до достаточной напряженности.
– Твой отец никогда не был грубияном и не мог поступать подло! – проговорила Матильда Петровна, выходя в двери.
– Кто же, по-вашему, поступает подло? – проговорил Родион уже в пространство. Он оставался сидеть над тарелкой с куриными костями и размазанным соусом, как будто желая показать, что он нисколько не взволнован, что ему все нипочем, и, действительно, лицо его не было раздражено, а носило выражение какого-то сонного недовольства. Павел, не сходя с места, сказал тихо:
– Я там был, Родион Павлович; Ольга Семеновна ждет вас к семи часам.
– Больше она ничего не передавала?
– Нет. Она хотела что-то сказать, но потом передумала; решила, что скажет вам лично. Я думаю, что она хотела просить у вас денег.
– Можешь оставить свои догадки при себе.
– Только, Родион Павлович…
Миусов молча поднял глаза на мальчика.
– …не надо так гневаться. Это и вам неприятно, и огорчает Матильду Петровну. Разве нельзя любить без гнева?
– Очень много ты понимаешь!
– Вы напрасно думаете: я очень многое могу понять. А если… если у вас сейчас случайно нет денег, которые нужны Ольге Семеновне, я их могу достать.
– Ты, кажется, совсем с ума сошел! какие деньги? и где ты их достанешь?
– Я их достану, – упрямо повторил Павел.
Миусов некоторое время молчал, потом, молча же, тяжело поднялся, будто собираясь уходить.
Павел быстро обошел вокруг стола и, подойдя к Родиону, сказал тихо:
– Вы на меня не сердитесь, Родион Павлович, и не забудьте…
– Что?
– …что к семи часам вас ждут на Караванной…
И не поспел Родион Павлович что-нибудь ответить, как тот быстро поцеловал его руку.
– Отстань, Павел, и без тебя тошно!
– Неужели со мною еще тошнее?!