Ко мне подбежала женщина с заплаканными глазами и дала в руки шампур, с которого минут десять назад сгрызли все мясо, он даже был еще теплый. Артемий тоже взял оружие. Включились софиты, кто-то прокричал магическое слово «мотор», затрещала камера, я вошел в кадр и прошептал:
— Не ссы, Тема, я тебя не пораню!
Мне кажется, я играл бесподобно, как Сильвестр Сталлоне в молодые годы. Или в совсем пожилые. Средние годы у Сильвестра не удались. Но рассказ сейчас не о нем. Я играл бесподобно! Артемий со всей своей вгиковской выучкой долго не мог загнать меня в море, тогда ему принялась помогать съемочная группа.
Почему-то у всех в руках были шампуры, даже у режиссера! И почему-то, напирая на меня и пытаясь уколоть, никто не следил, а не попадет ли мусор в кадр! Ведь там по сценарию, кроме меня, майора Земана и чаек никого быть не должно. Я уже был по шею в воде, когда увидел, что и оператор дерется со мной на шампурах, а значит, никакая съемка не ведется, а все банально ненавидят меня и просто хотят утопить без всякого запечатления на кинопленку. Мне стало так горько и обидно, ведь я играл! И как играл! Что же вы творите, кинематографисты?! С такой радостью вы снимаете все гадкое, искусственное и пакостное. Стремитесь копировать жизнь?! Только жизнь снимать нельзя, иначе получается неправда. Снимайте красивую неправду, и получится жизнь! Которую хочется прожить! Такие рафинадные мысли пришли мне в голову, заполняемую соленой водой Черного моря, но еще более соленые были слезы, которые стали стекать по моему лицу и мешаться с морской водой. Рыбы отплывали от меня и водоросли не росли, — такой концентрации соли не мог выдержать ни один живой организм.
— Вот оно! Вот оно! Снимайте! Снимайте его! Маньяк раскаялся! Снимай, Эдик!
Затрещала камера, и я попал на кинопленку, плача уже от радости, что не подвел Тита и сыграл как надо. А где-то под Выборгом, я был уверен, плачет такой же раб любви! Ведет свой «Порш» и думает, почему ничего не видно, включает дворники, они со скрипом елозят по стеклу, а видимость лучше не становится.
— Вы слезы вытерите, и сразу дорогу увидите — тактично прошептал брат.
Да, Иван плакал, — мы написали чудесную роль для жены Ивана, Ольги. Она замечательная актриса, и как было бы весело увидеть ее участие в «Европе — Азии». Но Иван сказал:
— Нет! Не буду снимать супругу, чтобы никто ничего не подумал.
— Даже в ущерб картине? — спросили мы.
— Даже в ущерб! И так — заебут...
Мы очень жалели, что Иван такой порядочный. Потому что за его порядочность расплачиваться будем мы с вами, зрители. Столько людей ничего не стесняются, снимают своих... «подруг друга». Чаще всего они никто. А Оля — актриса. Но ни один наш довод не сыграл. Иван был непоколебим. Наверное, он был прав. Брат сказал, что, мол, ну ладно, давайте напишем Оле эсэмэс. Он знал, что она настолько замечательна, что простит нам это неприглашение на съемки, и вообще, она простит Ивану все что угодно, потому что любит!