Зимняя и летняя форма надежды (Димке) - страница 55

Когда мы в первый раз приехали к деду Борису, мне было почти пять лет. Самым поразительным после кроликов, печки, на которой можно спать, и свистульки, которую дед Борис сделал прямо при нас, было то, что в его доме не было ни одной книги. Я долго искала, но так ничего и не нашла. В этот момент меня переполнила острая жалость — дед Борис был такой хороший, как вышло, что никто не подарил ему ни одной книги? А вдруг он ничего не знает про Бибигона, Царя Салтана, Кая и Герду, Винни-Пуха и Геракла? Это же несправедливо! Осторожно, чтобы еще больше его не расстроить, я спросила, знает ли он что-нибудь о них. Дед Борис вместо ответа покачал головой. Он вообще не любил разговаривать. У меня не было с собой ни одной книжки, и тогда я сказала:

— Хочешь я тебе все-все расскажу?

— Конечно, — ответил он.

Я задумалась, потому что хотела начать с самого восхитительного и волшебного. После минутного размышления я поняла, что начать нужно с истории аргонавтов. Мы сели у печки, и я рассказала все о Ясоне и Диоскурах, Геракле и Орфее, их путешествии и золотом руне. Я, если быть честной, рассказала даже немного больше, кое-что развив и дополнив и совсем немного изменив конец. Мне хотелось сделать рассказ как можно более увлекательным, чтобы хоть как-то компенсировать отсутствие в жизни деда Бориса этой прекрасной истории. Деду Борису очень понравилось, дедушке и Мелкому, кажется, тоже. С тех пор, как только начинало смеркаться и свет за окном постепенно лиловел, мы садились к печке, и я рассказывала очередную историю.

Мы не зажигали света, только слегка приоткрывали дверцу печки. Было очень тихо, я слышала только свой голос, потрескивание дров, иногда лай Розы, скрип снега под ногами кого-то, проходящего по улице, и урчание кошки. Рассказывать, глядя на огонь, было хорошо, потому что в нем можно увидеть все, о чем говоришь, — море, битвы, драконов, горы, лес, богов и людей. Когда я заканчивала, мы все еще немного сидели вместе: я гладила Соньку, Мелкий шевелил догорающие в печке дрова, дед Борис курил папиросу, дедушка наполнял стаканы... Потом мы с Мелким отправлялись спать. Спали мы на печке, и это было чудесно. С печки была видна вся комната. Мы забирались на нее, заворачивались в одеяла, и дедушка давал нам по мандарину. Они с дедом Борисом возвращались к столу, сдвигали остатки ужина, зажигали настольную лампу, и дедушка доставал шахматную доску.

Сначала мы наблюдали за их игрой. Каждый раз Мелкий просил объяснить ему правила, и каждый раз в течение десяти минут я объясняла их заново. После чего Мелкий, убедившись, что и в этом году он их не понимает, предлагал мне немного отвлечься и обсудить, что нам подарят на Новый год. Спектр вопросов был неизменен — будут ли наши подарки одинаковыми, прислушались ли взрослые к его неоднократным и ненавязчивым напоминаниям, которые он методично делал с конца октября, о том, что «вещов не надо», и стоит ли попытаться найти спрятанные подарки до наступления праздника. Когда каждый из вопросов был обсужден, Мелкий сообщал, что он не будет спать до тех пор, пока не узнает, кто выиграл — дедушка или дед Борис, после чего тут же засыпал. Тогда я поворачивалась на живот — так было удобнее наблюдать за игрой — и решала, за кого я болею на этот раз. Решить это нужно было быстро, потому что играли они очень хорошо, следить за игрой было увлекательно, но трудно, и времени на колебания не оставалось.