«Закончили с таможней?» – спросил официант, подойдя с моей бутылкой.
«Конечно, – ответил я. – Несите-ка ростбиф. Мы уже в Швейцарии?»
«Пока нет, – сказал он. – Только когда поедем».
Он ушел, а я стал ждать, когда поезд тронется. Последнее безумное нетерпение, вероятно знакомое и вам. Я смотрел в окно на людей на перроне, где какой-то карлик в смокинге и не в меру коротких брюках изо всех сил старался продать с передвижной никелированной тележки гумпольдскирхенское вино и шоколад. Потом я увидел своего потного попутчика, он возвращался. Один, бегом бежал к вагону. «А вы в ударе», – сказал официант, возникший рядом.
«Что?»
«В смысле, здорово пьете, сударь, будто пожар тушите».
Я взглянул на бутылку. Она была почти пуста. Я пил, сам того не замечая. В этот миг вагон-ресторан дернулся. Бутылка закачалась и едва не упала. Я поймал ее. Поезд тронулся. «Принесите еще одну», – сказал я. Официант исчез.
Я извлек из-под скатерти деньги, спрятал в карман. Сразу после этого вернулись американцы. Сели за тот столик, где только что сидел я, заказали кофе. Девушка принялась фотографировать пейзаж. Я решил, что она права: это был самый красивый пейзаж на свете.
Официант принес бутылку. «Вот теперь мы в Швейцарии».
Я заплатил за бутылку и дал ему щедрые чаевые. «Возьмите вино себе, – сказал я. – Мне оно уже не требуется. Хотел кое-что отметить, но теперь вижу, что и первой бутылки было многовато».
«Вы же пили почти что на голодный желудок, сударь», – сказал он.
«То-то и оно». Я встал.
«Может быть, у вас день рождения?» – спросил официант.
«Юбилей, – ответил я. – Золотой юбилей!»
Маленький попутчик несколько минут сидел молча; он уже не потел, но было видно, что костюм и белье отсырели. Потом он спросил: «Мы в Швейцарии?»
«Да», – ответил я.
Он опять замолчал, глядя в окно. Мы подъехали к станции со швейцарским названием. Швейцарский начальник станции махал рукой, двое швейцарских полицейских разговаривали, стоя возле багажа, который грузили в вагон. В киоске можно было купить швейцарский шоколад и швейцарские сосиски. Попутчик высунулся в окно, купил швейцарскую газету. «Мы в Швейцарии?» – спросил он у мальчишки-газетчика.
«Да, где же еще? Десять раппенов».
«Что?»
«Десять раппенов! Десять сантимов! За газету!»
Попутчик расплатился так, будто сорвал большой куш. Другие деньги, видимо, наконец-то его убедили. Мне он не поверил. Он развернул газету, заглянул в нее и отложил в сторону. Я не сразу услышал, что́ он говорит. Был настолько оглушен новой свободой, что колеса поезда громыхали словно у меня в голове. Только заметив, как шевелятся губы попутчика, я сообразил, что он говорит.