Я улыбнулся, запрокинул голову, чтоб допить остатки наливки в своем стакане, опустил взгляд, увидел закрытые глаза Алеси и почувствовал, как её губы соприкоснулись с моими. Какие мягкие и сладкие. От неожиданности я отодвинул её от себя и первое, что я ляпнул:
— А как же твой парень?
Она собиралась что-то ответить, но вернулся Серёга, Алеся смущенно отвернулась к раковине, а в моей руке опять появилась колба с розовой жидкостью. Что было дальше — тайна, покрытая алкогольным угаром.
Глава 22. Состояние не стояния.
Кто я? Где я? Зачем я? А-а-а-а-а!!! Как же всё болит. Оставьте меня и уходите, я уже ничего не смогу дать этому миру. Помру в невыносимых мучениях. Запомните меня молодым, красивым и невыносимым.
— Капец! — вырвался из меня едва слышный хрип.
По первым признакам — сильнейшее, сверх мучительное похмелье. Мне даже больно дышать. Но! Я странный человек. Мне плохо, хочется умереть, попить и снова умереть, но, по каким-то мазохистским наклонностям, я понимаю, что мне это нравится! Почему? Потому что это состояние не стояния означает, что вчера был просто умопомрачительный, весёлый и из ряда вон выходящий вечер.
Справа от меня кто-то тихо хихикал. Мерзко так и прерывисто. Я сверх медленно открыл правый глаз и резкая тупая боль ударила в виски. Как будто садюга воткнул два самореза мне в голову и с наслаждением продолжал вкручивать их дальше, пронзая мозг.
— А-а-а-а-а. — вновь едва слышный хрип из пересохшего рта. Блин, еще и запах от туда, как будто кошечки нагадили. Хихиканье продолжалось.
Я набрался смелости, и открыл глаза полностью. Адские муки, хочу я вам сказать! Как наждачкой по засохшей ране, а потом всё это дело еще и солью припорошили.
Через какое-то время глаза слезиться перестали, картинка стала немного чётче. Что у нас по окружающей обстановке?
Я лежал в одежде: белая рубашка, чёрные джинсы. Вокруг — стандартный зал: мягкий разложенный диван, светлое постельное, шкаф-купе с зеркалами, гигантская плазма на пол стены, ковер с замысловатым орнаментом. Рядом со мной полулежа расселся одетый Серёга, который и издавал неприятное хихиканье. В нынешнем состоянии оно для меня, как отбойный молоток в комнате с громким эхо.
Краски были серыми и блеклыми, но Серёгину ауру я всё ещё не видел, побочный эффект от коктейльчика правды еще не прошел. Я глубоко вдохнул и непроизвольно почмакал ртом, понимая, что там всё очень и очень сухо, как в пустыне.
Помимо хихиканья, которое никак не унималось, я уловил еще один звук — чей-то плач за закрытой комнатой.
— Чё ты ржешь? — спросил я у Серёги и резко сел на кровать. Ошибка!