«Если он откажет, я… я не знаю, что сделаю, но Девону не отдам! Последнее, что осталось дорогого, не позволю забрать!»
В памяти всплыли древние, пугающие заклятия. Но страшнее стало оттого, что понимала: это будет не просто бой, не дай нечистые мне после него в живых остаться. Это будет худшее, что со мной произойдет.
Ректор нахмурился. Ему моя мимика совсем не понравилась. Да и силу, скопившуюся у самого порога полыхающего разума, он чувствовал, как и мое стремление защищать химеру до последнего. Нервно откашлялся. Знойка умоляюще посмотрела на него и… у ящерки побежали слезы, она закатила глаза, за сердце схватилась.
— У-у-у! У-у-у! — понеслось затяжное по коридору. Даже у хмурых стражей лица дрогнули. На нас посмотрели с жалостью.
Лорд Ален приложил руки к вискам, на лице отразилась многовековая усталость.
— П-пожалуйста! — Голос у меня предательски дрогнул. Последнее, что я хотела бы сделать, это причинить вред ректору. Как произносить заклятия, как совершать убийственный ритуал на того, от взгляда которого у меня сердце чаще биться начинает? И пусть я понимала, что ничего нас никогда связывать не будет. Пусть он темный. Я стояла, глядя на него, и об одном молила: «Позволь, пожалуйста, не заставляй меня делать это!»
Ректор вздохнул. В темных глазах отразились глубокая тоска и невыразимая боль.
— До вечера… А там… Попрощайтесь, — развернулся и пошел прочь, унося с собой мою суму.
Магическая пружина, сжимающая меня внутри, разжалась, ударила по нервам. У меня задрожали руки, накатились слезы на глаза. Я смотрела в спину уходящего ректора Алена: плечи у него были опущены, и что-то отрешенное угадывалось во всей его походке. Мне и самой было горько и тяжело, до оскомины и зубовного скрежета, до безумно-пугающего предчувствия. От ощущения приближающейся жуткой неотвратимости. Такой, от которой кровь стынет в жилах и леденящим могильным холодом по коже тянет.
Один из стражников с самым жалостливым лицом указал мне на вход.
— Будьте добры, — мне не показалось, он сказал с вежливостью и уважением в голосе. И на Знойку с химерой посмотрел. — Мы очень сожалеем, — вздохнул жалостливо.
— И я сожалею, — выдавила едва слышно и вошла в комнату.
И только когда дверь за мной плотно прикрылась, остановилась. Слезы душили, закатывались за воротник рубахи. Я не вытирала их. Стояла с опущенными руками, пустым взглядом смотря в стену.
«Вот так. Осталась без так тяжело добытых артефактов, без книг. Девону у меня забрать хотят. И сама под стражей, и ничегошеньки из происходящего не понимаю. Дурочка. Глупая! Как же больно. И лорд Ален… Терзается и мучается душа. А уж как сердце стонет».