– Эрнст. С тобой-то что? – сказал он, оглядывая Гребера. Невольно искал ранение.
– Ничего, – ответил Гребер.
Все смотрели на него. Тем же взглядом, что и Штокман.
– Отпуск, – смущенно пояснил он. Чувствуя себя чуть ли не виноватым, оттого что цел-невредим.
– Я думал, тебе в Африке так досталось, что оставят в тылу.
– Подлатали меня, а потом в Россию отправили.
– Повезло тебе. Да и мне тоже. Остальные все в плену. Их не успели вывезти самолетом. – Штокман помахал обрубком руки. – Если это можно назвать везением.
Человек, сидевший посередине, шлепнул картами по столу.
– Мы играем или языки чешем? – грубо осведомился он.
Гребер разглядел, что он без ног. Обе ампутированы практически целиком. На правой руке недоставало двух пальцев, а еще не было ресниц. Веки новые, красные, блестящие и, кажется, обгорелые.
– Играйте, – сказал Гребер. – Я не спешу.
– Только один этот кон, – сказал Штокман. – Скоро закончим.
Гребер сел у окна рядом с Мутцигом.
– Ты не обижайся на Арнольда, – прошептал тот. – У него нынче плохой день.
– Это который посередине?
– Да. Вчера здесь была его жена. После этого у него всегда плохие дни.
– Ты чего там мелешь? – крикнул Арнольд.
– Про давние времена толкую. Это ж не запрещено, а?
Арнольд что-то буркнул и продолжил игру.
– Вообще-то здесь весьма уютно, – с жаром сказал Мутциг. – У нас всегда очень весело. Арнольд был каменщиком, непростое дело, знаешь ли. А жена обманывает его, мамаша его ему рассказала.
Штокман бросил карты на стол.
– Черт, вот невезуха! Я был уверен в трефовом соло. Откуда я мог знать, что в одних руках три валета!
Арнольд что-то проблеял и принялся тасовать карты.
– Иной раз не знаешь, как оно лучше, если женишься, – сказал Мутциг. – Без руки или без ноги. Штокман считает, без руки. Но как держать женщину в постели одной рукой? А держать-то надо.
– Не так это важно. Главное, ты жив.
– Верно, только вот на всю жизнь этакого утешения не хватит. После войны все меняется. Тогда ты уже не герой, а просто калека.
– Нет, не думаю. К тому же есть превосходные протезы.
– Да я не о том, – сказал Мутциг. – Не о работе.
– Нам надо выиграть войну, – неожиданно громко сказал Арнольд. Он слушал их разговор. – Пускай теперь другие подставляются. Мы сделали достаточно. – Он бросил недружелюбный взгляд на Гребера. – Будь все сачки на фронте, нам бы не пришлось отступать все дальше!
Гребер не ответил. С ампутированными спорить нельзя; тот, кто стал калекой, всегда прав. Спорить можно с тем, кто получил легочное ранение или осколок в живот и кому, возможно, было куда хуже, но странное дело – с ампутированным спорить нельзя.