– Не знаю. Куда-нибудь.
– Поблизости есть кафе, пивная или бар?
– Мне не хочется сразу в помещение. Давай немного пройдемся.
– Давай.
Улицы были безлюдны, город – темен и тих. Они прошли по Мариенштрассе, через Карлсплац, а потом через реку в Старый город. Через некоторое время все вокруг стало нереальным, будто жизнь вообще остановилась и они – последние из людей. Они шли меж домов с квартирами, но, мимоходом заглядывая в окна, чтобы увидеть комнаты, стулья, столы, свидетельства жизни, видели только отражение лунного света в стеклах, а за ними – черные шторы или черные бумажные рамы светомаскировки. Казалось, весь город в трауре, бесконечный морг, окутанный чернотой, с квартирами-гробами, сплошная мертвецкая.
– Что происходит? – спросил Гребер. – Где люди? Сегодня еще тише, чем обычно.
– Наверно, все сидят по домам. Налетов не было уже несколько дней. И люди боятся выйти за дверь. Ждут следующего налета. Так всегда бывает. Только сразу после бомбежки на улице больше народу.
– Уже и такие привычки возникли?
– Да. А у вас на фронте нет?
– У нас тоже.
Они шли по разбомбленной улице. По небу плыли волокнистые облака, создавая странное, трепетно-летучее освещение. В руинах метались тени, взад-вперед, словно спруты, избегающие луны. Потом послышался звон фарфора.
– Слава богу! – сказал Гребер. – Люди ужинают. Или пьют кофе. По крайней мере, живые.
– Наверно, кофе пьют. Сегодня выдавали. Даже вполне приличный. Бомбежечный.
– Бомбежечный?
– Ага, бомбежечный, или руинный. Так его прозвали. Льготная добавка, которую выдают после тяжелых воздушных налетов. Иногда выдают сахар, или шоколад, или сигареты.
– Как на фронте. Там перед наступлением выдают шнапс или табак. Смешно вообще-то, да? Двести граммов кофе за час смертельного страха.
– Сто граммов.
Они пошли дальше. Немного погодя Гребер остановился.
– Элизабет, так еще хуже, чем сидеть дома. Зря мы не прихватили с собой водку! Мне надо выпить. Тебе тоже. Тут где-нибудь есть кафешка?
– Я не хочу в кафешку. Сидишь взаперти, как в подвале. Сплошь затемнение, все окна с маскировкой!
– Тогда пошли к казарме. У меня там еще бутылка есть. Схожу принесу, и мы разопьем ее где-нибудь на воздухе.
– Ладно.
В тишине послышалось громыханье повозки. А секунду спустя им навстречу выскочил конь. Взбудораженный, он шарахался от каждой тени и в тусклом свете сам казался призраком, с диким взглядом и раздутыми ноздрями. Возница натянул вожжи. Конь стал на дыбы. Пена клочьями летела с морды. Им пришлось взобраться на развалины, чтобы пропустить его. Элизабет быстро взбежала по обломкам, только-только успела увернуться от коня, секунду казалось, будто она вот-вот прыгнет на спину храпящего животного и умчится прочь, но в следующий миг она уже стояла одна на фоне пустынного простора изорванного неба.