Дод устало опустился на диван и посмотрел на затянутого жерлом Пифагора. Возможно, с вулканом он хотел разыграть очередную мистификацию, для получения новых запретов, но переиграл. Угаданные или придуманные им числа сыграли с ним злую шутку: возле кратера остался один его башмак, найденный впоследствии тpемя местными жителями; случилось это четвертого числа лунного месяца на седьмом десятке его жизни. Его учение было тайным, и особая сила магических чисел таилась в том, что мир был в основном иррациональным. На картине Пифагор был изображен со спины, ноги его увязли в лаве. Возможно, он был уже мертв. Свет, исходящий из раскаленного жерла, освещал его неравномерно, ломано. Может быть, спектр его тоже состоял из особой последовательности чередующихся полос. Один, три, четыре, десять...
Господи, что за чушь лезет ему в голову? Кстати, он с женой развелся десятого марта. Ну и что? А есть ли вообще какая-нибудь закономерность в частоте возникающих плохих событий? Может быть, они тоже подчиняются закону Пи? Ладно, хватит. Надо поесть чего-нибудь и приготовиться к урокам. Вот, надо же, как раз завтра будет теорема Пифагора, которую тот не смог удержать в тайне. Под старость древний учитель почувствовал опасность чисел, но ученики предавали его, разглашая секреты фигур и закономерностей счета. Их убивали, исключали из сообщества, но зараза познания неотвратимо выползала в мир.
Поднявшись, Дод разогрел на электроплитке в предбаннике яичницу, достал чеснок и стоя поел.
Ночь сгущалась, плотнела за окном. Школьные фонари разрезали ее ткань почти осязаемой на ощупь световой застывшей материей. Было тихо, как перед смертью.
И вдруг погасло электричество. Во всей школе. Разом. Будто просто вытекло и кончилось. И, ничем не мешаемый, лунный свет постепенно обрел силу и разлился, материализовался в вытесняющем его до этого мире.
Значит, подготовка сегодня не выгорела - что ж. Дод зашел в комнату с целью улечься спать, глянул на залитую мертвым светом обстановку и замер.
Пифагор погружался в лаву неотразимо и жутко, это было уже привычно, но - он развернулся, вот что. Он был теперь лицом к комнате. Возможно ли такое? Дод протер глаза, глянул еще раз. Неужели он плохо рассмотрел до этого картину? Да нет, вряд ли. Аналитический ум его привычно заработал, и Дод облегченно вздохнул. Ну, конечно, все дело в освещении, вернее, даже в повороте освещения. Упавший сбоку лунный свет позволил по-иному взглянуть на линии рисунка, расставив их по-своему, и Дод увидел, что то, что он раньше принимал за сморщенную кожу затылка с клубком посеченных от жара волос, оказалось гримасой боли очень старого человека.