Виконтесса нашла своего отца беседующим с Бруно Тревором, одним из лучших дипломатов консульского кабинета короля. Мужчины что-то увлечённо обсуждали. Видимо, очередное заседание лордов в Риджейсити или что-то в этом роде. Граф Гордений сильно удивился, узнав, что его дочь хочет с ним поговорить, поэтому тут же извинился перед собеседником и, взяв девушку под руку, отвёл её в свои апартаменты.
- Дитя моё, ты не представляешь, как я обрадован тем, что ты вспомнила своего старика, – расплылся в довольной улыбке граф, – стоит мне привезти тебя ко двору, как ты тут же пропадаешь и только тебя и видели! Я знаю, в Леонвердене слишком скучно такой непоседе, как ты, поэтому-то я и не возражаю. Ты рождена для того, чтобы покорить королевский двор, не меньше…
- Папа, перестань…- оборвала Габи. Ей хотелось как можно скорее покончить с разговором, и пережить всё, что за этим последует.
- Что перестань? Ты знаешь, что я прав, ведь даже его величество тебя обожает! А, знаешь ли, короли своих симпатий не отдают недостойным.
Виконтесса чуть не перешла на крик, чтобы заставить замолчать отца, но взяла себя в руки и села. С чего начать? Как корректнее подойти к такому щепетильному вопросу, как признаться, что она опорочила весь род Леонверден и её потомки никогда больше не смогут показаться при этом самом хвалёном дворе, который она «завоевала». Габриэль набрала полную грудь воздуха и, зажмурившись, пропищала:
- Я жду ребёнка, папа…
Престарелый мужчина сначала не понял и посмотрел на дочь пристальней. Потом, будто слова до него долго летели и внезапно впились в него, как краб своими клешнями, граф схватился за ручки кресла, на котором сидел и весь покраснел. Лоб его покрылся испариной, словно у него была высокая температура. Он молчал. Тишина. Ни слова не слетает с его губ и только разносится по комнате его тяжёлое дыхание. Габриэль не выдержала и пронеслась через всю комнату, упав перед отцом на колени.
- Папа, я не виновата, клянусь тебе!
Тот, сначала резко отстранившись, сел ровнее и слушал дальше.
- Я не хотела этого, он изнасиловал меня, папа! Я бы никогда ему такого не позволила! Ни ему, ни кому другому! Верь мне, папа, я бы сама никогда такое не сделала!
Граф запыхтел ещё громче и положил ладонь на голову дочери. Превозмогая все душевные эмоции, он всё-таки поборол рвущиеся изнутри крики и спросил:
- Кто этот мерзавец?
- Это Сториан…князь МакДжойн, – расплакавшись, распласталась у ног отца виконтесса. Тот поднял её и крепко сжал в объятьях, тёплых и надёжных отеческих руках.