- Это всё, конечно, превосходно, но вот если бы он чуть быстрее поддавался моим намёкам и кокетству…а так…ну почему все молодые люди такие тугоухие?
- Может быть, он просто знает себе цену? – предположила Матильда. – Лично я бы если бы и стала стараться ради кого бы то ни было, если только бы он имел возможность представить меня ко двору в Южных ветрах или императору Голубого квазара – это другое дело. Остальные пусть сами ухлёстывают за мной и надрываются, ломая голову над ухаживаниями. Мы – девушки, созданы, чтобы принимать знаки внимания, а не оказывать их.
- Ты права, Матильда, но иногда так не хочется подчиняться судьбе и каким-то условностям, что делаешь попытку взять что-то милое сердцу самой. Разве тебе самой никогда не приходилось обращать на себя чьё-либо внимание намеренно?
- Что ты такое говоришь? Габриэль, я же не какая-нибудь дурнушка из захолустья, чтобы так поступать. Ко мне всегда все подходят первыми и предлагают своё общество.
- Да уж мы видели. И кто же удостоился взаимности? Барон, князь, шевалье? Они так и вились вокруг вас, словно мухи.
- Пчёлы, дорогая, пчёлы. А взаимность я не собираюсь оказывать ни одному. Кто они есть? Со своим орденом они так и пропадут в безызвестности. Хотя весьма недурны собой и состоятельны.
Парис Вальядов, Августин Ван Стройер и Густаво ля Мерлоут, действительно почти сразу, когда все только представлялись в павильоне, окружили баронессу теплотой и заботой, делая ей комплименты и развлекая, как только можно. Кто-то нашёл в ней интересную собеседницу, она ведь была не глупа, кто-то нашёл в ней просто завораживающую красавицу и решил провести в её компании как можно больше времени. Парис, как самый главный ценитель красоты, поначалу всё-таки обратил внимание на принцессу. Беллона ему показалась куда более симпатичной, но удел общения с такой особой был не для него. Когда графы Льюмен и Бенк встали по обе её руки, он понял, что там делать нечего, а увиваться прихвостнем, как маркиз о’Лермон ему не хотелось, это было ниже его достоинства. Таким образом Матильда провела целый день с тремя кавалерами и теперь ходила напыщенная и важная, как индейка на праздничном столе, к которому преподнесена главным блюдом.
Габи, поняв, что что-то слишком разговорилась с вражеской стороной, замолчала. Мария с укором смотрела то на одну, то на другую подругу. Если бы принцессой была она, она бы живо угомонила эту вертихвостку Нови и поддающуюся её влиянию Беллону. Но ей ничего не оставалось делать, как только подчиняться желаниям принцессы, которые, к счастью, пока ещё, она могла кое-как контролировать.