В викторианской и эдвардианской Англии существовал обычай (о котором у нас уже шла речь выше): совершив бесчестный поступок, джентльмен должен покончить с собой – или уехать в колонии и послужить там делу Империи. Именно в Англии, и как раз об этом впервые сказано: патриотизм – последнее прибежище негодяя… По возвращении, долгие десятилетия спустя, убеленного сединами ветерана вновь принимают там, вход куда был ему прежде заказан.
Этого испытания патриотизмом Энтони не выдержал. В колониях и доминионах (исподволь узнает читатель) он вел себя точно так же, как в Англии, откуда (и как раз в результате подобного поведения) ему пришлось бежать.
Лучшее в прозе Грина – мастерски выстроенные взаимоотношения между персонажами. Герои его романов неизменно ухитряются оказаться в самом неподходящем месте, причем в самое неподходящее время. К тому же они заранее догадываются о такой опасности и изо всех сил стараются подобного поворота событий избежать, однако писатель раз за разом безжалостно загоняет их в свои западни. В романе «Меня создала Англия» брат и сестра находятся на грани инцеста. Кроме того, в их истории просматривается любопытная тендерная проблематика. Кейт понимает, что ей присущ весь набор качеств (прежде всего деловых), которые современное ей общество ценит в мужчине – и наличие которых у женщины находит неподобающим, если не просто неприличным, а главное, непривлекательным, даже отталкивающим. Тогда как Энтони чисто по-женски слаб, обаятелен и непостоянен. Будь брат и сестра одним целым – это был бы сильный, гармоничный и всесторонне развитый человек, но порознь брат слишком женствен, а сестра в своей «мужественности» не столько сверхчеловек (до чего она все же не дотягивает), сколько не совсем человек. Даже само ее страстное желание помочь брату только усугубляет его собственную беспомощность.
Любопытно, что сходной – инцестуальной и на грани, а также, если так можно выразиться, андрогинной – проблематикой проникнут целый ряд произведений 1930-х годов, прежде всего немецкоязычных («Человек без свойств» Роберта Музиля, романы Томаса Манна, Германа Гессе и др.), а также «немецкая» проза Набокова (в особенности роман «Король, дама, валет»). Следует также отметить, что «ответом на вызов» человеческой неполноты, некомплектности (быть только мужчиной или только женщиной недостаточно) явился и ницшеанский сверхчеловек в тогдашней же – нацистской – интерпретации.
Сам Грин, безусловно, страдал от отцовской тирании (подобно Энтони), находился в определенной интеллектуальной зависимости от родной сестры Элизабет и поддерживал тесные и весьма неоднозначные взаимоотношения с кузиной Клод. Да и незавидную – на тот момент – литературную карьеру не мог не считать своего рода бесчестьем… Одним словом, Грин, как всегда, знал, о чем пишет.