Светозарый (Джон Сноу/Элис Карстарк)
Джон редко выходил из кузницы, и воду с хлебом ему носила Элис в глиняной посуде. Она обычно садилась рядом, ничего не говоря, и тихонечко пела. Иногда плакала, скрывая красное от слёз лицо в лисьих мехах. Вот и теперь старая дверь жалобно скрипнула. Холодный свет сальных свечей явил хрупкую фигурку его подруги с кувшином в руках.
— Я сумела раздобыть молока, — заявила леди, закрывая за собой дверь. — Корова всё же дала его. Тормунд говорит, больше из неё ничего не выдавишь, и мы пустим животинку на мясо. Я давно не ела мяса. Сигорн сам отправился на охоту, но вернулся с худощавым зайцем.
Джон увидел, как она похудела, но на робкое предложение преломить с ней пресный корж, леди лишь закачала головой.
— Ты должен набираться сил, мой король, — молвила Элис, и голос её жалобно ломался, как в день знакомства с Роббом.
Долгая Ночь выматывала всех, но на Стене безнадёжнность вечной зимы ощущалась особенно сильно. Дикие ветра, подгоняя снежные тучи, разносили болезнь и озноб, люди коченели и умирали в своих постелях. Север погрузился в неспокойный, судорожно-голодный сон — малютка-Рикон, вооружившись отсыревшим луком, стрелял по оленям в глубинах леса. Бран писал, что люд начал жевать смолу, а сам он не пил ничего, кроме горячей воды, уже больше трёх месяцев.
В Дорне впервые выпал снег.
— Всё куёшь, — то ли спросила, то ли просто заметила Элис. Она провела кончиками пальцев по чёрной от сажи резной рукоятке гончарного инструмента — другого не сыскали — и под ногтями тут же появились тёмные коёмочки. Такие у могильщиков. — Мне поговорить с Вэль?
Этого вопроса Джон боялся. Но страх теперь лишь ледянил промёрзшие души, и лорд-командующий закачал головой. Отросшие кудри рассыпались по широким плечам.
— Не надо, моя леди.
В воздухе повисло молчание. Жалобно трещали, извиваясь, язычки гаснущего огня. Элис тяжело дышала, закусив нижнюю губу.
— Ты читал предание о…
— Ниссе-Ниссе? Да.
— Тогда ты должен понимать, — она устало облокотилась о деревянный стол, чуть не упав от бессилия. Джон ринулся помогать, но леди выставила руку в жесте спокойствия. — Я ношу ребёнка, мой король.
Сноу захотелось загореться так же, как горел хворост в очаге. Ему захотелось умереть, рассыпаться на прозрачные льдинки, как упыри от валирийской стали, превратиться в пыль. Но умирать означало сдаться, а мир не должен истекать кровью лишь потому, что бастарду из Винтерфелла моментно захотелось исчезнуть.