— И чем это дело для вас закончилось?
— Илипой, досточтимый. Поставили нас вместе с ливицйами, ну и вляпались мы вместе с ними в окружение — толку-то от этих дурацких сарисс, когда с фронта тебя никто не атакует, а только обстреливают, а атакуют с флангов и тыла? Ну, мы-то в глубине строя оказались, так что под эти атаки не попали, но от обстрела навесом досталось и нам. Убил бы собственными руками того, кто придумал, будто бы поднятые вверх копья защищают от обстрела! Никто не пробовал защищаться от дождя решетом?
— И как вы тогда выкрутились?
— Ну, когда стало ясно, что фаланге конец — дураки мы, что ли, стоять и гибнуть как бараны? Разобрали сариссы, их тупые половины бросили под ноги, а дурака лохагоса угомонили фалькатой в бок. Половинками сарисс — с нормальное копьё величиной — нам и действовать было ловчее. Атаковали сами тех, кто нападал с тыла, потеряли многих, но и вырвались из окружения, а эти бараны ливийцы, кто не полёг там, те сдались римлянам в плен и угодили в рабство. Мы хотели оторваться и разойтись по домам — а кого нам было защищать? Магон с Гасдрубалом первыми же и задали стрекача, как только жареным для их войска запахло, а мы — что, дурнее их? Но нас нагнала конница Кулхаса, нам деваться некуда, мы встали в круговую оборону, а они — и не думают нападать. Подъехал их вождь и предложил нам к нему на службу перейти. Ну, мы посовещались меж собой и решили, что надо соглашаться. А Кулхас, как узнал, что мы в фаланге обучались, так сразу в свой отборный отряд нас взял. Только, конечно, не сариссофорами, — мы с ним рассмеялись, — А для чего вы решили ваших учить воевать по-гречески, досточтимый?
— Да просто, чтобы знали и хоть как-то умели. Если когда-нибудь понадобится, то будут знать хотя бы, как это делается, а нет, так испытав их на себе, будут понимать все преимущества и недостатки греческой фаланги.
— И македонской, судя по сариссам на складе?
— Да, три занятия вы потом погоняете их и в качестве сариссофоров. Тут как раз и ваш собственный опыт службы у Баркидов придётся кстати.
Тем временем остатки "греческой" фаланги допятились наконец тоже до ворот лагеря, центурион велел "двухсотым", "трёхсотым" и девкам-санитаркам с уже пустыми наконец-то носилками занять свои места в строю, назвал привратной страже сегодняшний пароль, и учебную центурию впустили в лагерь. Но едва дав им сдать тяжёлое снаряжение в оружейную палатку и разоблачиться от лёгкой амуниции, он построил их снова.
— Мало того, что вы раззявы и бестолочь, от вас ещё и смердит как из отхожего места. Поэтому сейчас, запылённые вонючки, вы все отправитесь в баню, и чтобы к обеду все блестели как у кота яйца! Аттставить смех в строю! — это относилось к захихикавшим девкам, — Бегом — марш, ходячие недоразумения!