— Желаю проэкзаменовать унтер-офицеров, — с усилием выговорил Генрих, смаргивая с ресниц налипший снег. — Каптолская дивизия не последняя в моем списке, и впереди еще немало забот. Я еще не осмотрел ваше инженерное снаряжение и… что это? Лазарет?
— Так точно, ваше высочество, — с неохотой ответил генерал. — Но как же обед? Снаряжение и госпиталь подождут, мы осмотрим их после.
— Сейчас, — отрезал Генрих, поворачивая коня. — Мне показалось, на плацу собралось не так уж много солдат. Где остальной состав?
— Болеют, ваше высочество, — окончательно сконфузился генерал и отвел прыгающий взгляд.
— Эпидемия? — Генрих застыл в седле: мир сжался до размеров предметного стекла, и снежная крупа на фоне неба — как vivum fluidum под микроскопом. — И что же это? Чахотка? Тиф? Почему не доложили?!
Захлебнувшись морозным воздухом, Генрих сцепил зубы и рысью понесся к лазарету.
Внутри неприветливо, сыро, зябко.
Немудрено подхватить какую-нибудь дрянь, которая — медленно, подтачивая червем, либо стремительно, как пуля, — разовьется во что-то большее, парализует сначала Каптол, потом Далму, Равию, и вот уже под облетающей позолотой Авьена проклюнутся кровоточащие язвы эпидемии.
— Где больные? Каковы симптомы?
Выпалил — и, отодвинув медика плечом, пошагал мимо, мимо, по узкой лестнице, продуваемой сквозняками, к обшарпанным дверям.
— Ваше высочество! Куда вы, нельзя!
Его настигли, засеменили рядом, отчаянно заглядывая в лицо: сперва — медик, затем — генерал, кто-то еще, вертлявый и бойкий, подающий знаки за его спиной.
Генриху не было дела.
— Симптомы? — повторил он, рывком распахивая дверь. — Кашель? Харканье кровью? Боль в груди?
На кушетках — испуганные солдаты в исподнем. При виде Генриха как один вскочили, пошатываясь и салютуя, кто во что горазд. Пустяк, не до официоза.
— Больны чем?
Глаза запавшие, темные. Кто-то выдохнул сквозь сцепленные зубы, схватился за впалую грудь.
— Чахотка? — сипло спросил Генрих, и холодом овеяло шею.
— Никак нет, — ответно просипел мужчина. — Животами маемся…
Овеяло — и прошло.
— Как животами? — повторил Генрих. — Кормят чем?
— Мясом, ваше высочество, — подал голос медик из-за спины. — Овощами.
— Не в присутствии его высочества сказано, подтухшими, — огрызнулся солдат и грузно осел на кушетку, та скрипнула под его весом, и Генрих сцепил пальцы в кулак.
— Яс… но, — с расстановкой сказал он, поворачиваясь к генералу. — Поросенок, говорите, во рту тает? А бойцам — тухлые овощи?
— Клевета, ваше высочество! — лязгнул зубами генерал, и глаза его превратились в злые угольки. — Прикажите проверить!