«Не знаешь, что говорить — говори правду. Хотя бы ее часть».
— Мой брат арестован, — проговорила Марго, в напряжении наблюдая, как епископ вычищает сердцевину от семечек. — Я действительно просила его высочество об аудиенции. Он выслушал меня и согласился пересмотреть обвинения по делу Родиона.
— При этом, — подхватил епископ, — покушение оказалось куда более убедительным доводом, нежели моя протекция.
— Вы пришли арестовать меня? — бледнея, осведомилась Марго.
— Разве я похож на полицейского? — голос у его преосвященства безмятежный и вкрадчивый, глаза такие темные, что не разглядеть зрачков.
— Оставьте разговоры об аресте вашим друзьям из участка. Меня заботят преступления не тела, а духа. Гордыня и бесчестие, ересь и хула, нечистоплотность и вольнодумство. Как заботливый пастырь, я ищу заблудших овец и возвращаю их в стадо. Поэтому здесь.
— Я не нуждаюсь в проповедях.
— И совершенно напрасно. После смерти вашего мужа за вами приглядывали…
Марго замерла, справляясь с накатившим ознобом. Епископ заметил, и по его губам скользнула усмешка:
— Да, да, баронесса, приглядывали. И знаем, чем вы зарабатываете на жизнь: шантажом и бесстыдными сделками. Но сейчас речь идет не о шантаже, а о покушении на Божественное предназначение, на Спасителя, благодаря которому Авьенцы живут и процветают. Мне невыносимо думать, что я общаюсь с убийцей, столь миловидной, сколь и жестокосердной. Откуда у вас этот стилет? — епископ сощурился, разглядывая гравировку. — Ничто не остается безнаказанным… Это не девиз дома фон Штейгер.
— Нет, — прошептала Марго. — Это девиз моего отца…
— Он был славийцем, не так ли? Как его звали?
— Александр Зорев. Но зачем…
— Не в вашем положении сыпать вопросами, — прервал его преосвященство. — Вы должны быть благодарны, что барон фон Штейгер оплатил долги вашего отца. Да, да, я знаю и это. И знаю также, что ваш покойный муж сам задолжал имущество и дом.
— Кому? — Марго тревожно вскинула подбородок.
— Вы слышали о ложе «Рубедо»?
Дыхание перехватило. Огонь в масляной лампе опасливо дрогнул и замельтешил, бросая на лицо епископа змеистые тени.
— Вижу, что слышали, — с приклеенной улыбкой подытожил его преосвященство. — Ваш муж был казначеем, но, как выяснилось впоследствии, еще и казнокрадом.
— Не может быть! Я видела ценные бумаги, договоренности по сделкам — они чисты! Банковские счета в порядке, и в завещании говорится, что я единственная наследница…
— У великого мастера имеются и другие документы.
В тоне епископа прежняя вкрадчивая мягкость, но для Марго слова прозвучали страшнее угроз. Она застыла, не в силах пошевелиться и даже вздохнуть. Барон предательски молчал.