— Симпатичный у вас знакомый, — заметил Маевский, переворачивая фотографию и снова впиваясь взглядом в изображенное на ней лицо.
Ирине он вовсе не казался симпатичным — может быть, потому, что фотография представляла собой сильно увеличенную копию казенного снимка с водительского удостоверения и выглядела расплывчатой, а возможно, и по каким-то другим причинам.
— Я же сказала, это не мой знакомый, — возразила искусствовед.
Это прозвучало немного резко — она представила, что теперь станет болтать по этому поводу Маевский, и просто не могла себя сдержать.
— Конечно, конечно, — поспешно сказал коллекционер, который был достаточно проницателен, чтобы уловить изменение настроения Ирины и понять, чем оно вызвано. — Извините еще раз, но… Вы не знаете, как с ним связаться?
О Маевском поговаривали, что при случае он не прочь поразвлечься с мальчиком. «А что, понравился?» — завертелся у Ирины на кончике языка каверзный вопрос, но она его, естественно, не задала, тем более что знала: дело совсем не в этом.
— Понятия не имею, — сказала она с оттенком легкой обиды, как будто ее заподозрили в предосудительной связи с типом, изображенным на фотографии.
Это была чистая правда: Ирина действительно понятия не имела, как связаться с человеком, умершим не менее недели назад. А хоть бы и час назад — все равно.
— Я же говорю, — продолжала она, — фотография лежала в почтовом ящике.
— Да, сразу видно, что этот молодой человек вам не пара. Да и избранный им способ ухаживания… гм… прямо скажем, оставляет желать лучшего. Вы не боитесь? Может быть, стоит обратиться в милицию?
Милицию господин Маевский приплел явно для красного словца. Вмешательство милиции было ему нужно в самую последнюю очередь.
— Зачем? — сказала Андронова, ненавязчиво отбирая у Маевского фото и пряча его в сумочку. — Он мне не угрожал. И вообще, не звонил уже недели полторы.
— А вы все это время носите в сумочке его фотографию, — в тон ей подхватил коллекционер.
— Ношу, потому что безалаберна и никак не соберусь навести в сумке порядок, — отрезала Ирина. — Вхожу в квартиру, ставлю сумку на полку и сразу о ней забываю. И, как видно, напрасно. Не знаю, что вы себе вообразили…
— Ничего! — приложив ладонь к груди, перебил ее Маевский. — Клянусь вам, ровным счетом ничего!
— Тогда я не совсем понимаю…
— Причины моего назойливого любопытства, верно? Это совсем просто. Чудак, вы сказали? Тут я с вами согласен: что чудак, то чудак. Помните, я рассказывал о молодом человеке, который предлагал мне троянский головной убор из золотых цепочек? Так вот, это он самый и есть. Я узнал его с первого взгляда.