Позади него, в номере, мягко щелкнул дверной замок — надо полагать, Алене наскучило в одиночестве ходить по магазинам, скупая пестрое курортное барахло. Зная Аленины запросы и учитывая то обстоятельство, что Гронский наотрез отказался составить ей компанию, можно было предположить, что кредитку сегодня изрядно потрепали. Это ведь только так говорится: барахло. На самом-то деле это барахло стоит очень приличных денег. И не было случая, чтобы тот, кто горит желанием заплатить за вещь дороже, чем она стоит, вернулся из магазина с пустыми руками…
Громкий шорох сваленных на кровать многочисленных пакетов с покупками прозвучал в унисон мыслям Александра Антоновича. Затем хлопнула дверца холодильника, забулькала наливаемая в стакан жидкость и мелодично зазвенел, ударяясь о стеклянные стенки, лед.
— И мне принеси, — чуть повернув голову, негромко сказал он в открытую дверь.
Что именно принести, он не уточнил. В этом не было необходимости.
Алена вышла в лоджию, постукивая высокими каблуками, и поставила у его локтя квадратный стакан с виски и кубиками льда. Одета она была в обманчиво скромное белое платьице с шокирующими вырезами, из которых тут и там соблазнительно выглядывало молодое, крепкое, покрытое бронзовым загаром тело.
Алена была фотомоделью с дорогостоящими привычками, и ее общество обходилось Гронскому недешево. Впрочем, опыт семейной жизни и в особенности развода с женой раз и навсегда убедил его, что даже десяток таких Ален единовременно обойдется не в пример дешевле, чем еще одна супруга. В связи с этим он не собирался жертвовать свободой, за которую в свое время очень дорого заплатил, и неизменно ставил об этом в известность каждую из девиц, с которыми проводил свободное время. Некоторые имели глупость ему не верить; таких Александр Антонович безжалостно выставлял за порог, едва лишь его ушей касался первый намек на замужество.
Алена была с ним уже без малого год. За это время Гронский изучил ее, как журнал, от корки до корки. Она действительно напоминала ему глянцевый дамский журнал: была такой же красивой, яркой, приятной как с виду, так и на ощупь, такой же пустой, бессодержательной, но при этом незлой, а иногда даже и веселой, задорной. Хотя именно в минуты веселья она переставала следить за собой и начинала говорить откровенные глупости.
Сравнение с глянцевым журналом было наиболее для нее подходящим: не успеешь начать читать, как уже либо заскучал, либо перевернул последнюю страницу…
Одним словом, Алена Гронскому надоела, и он уже начал подумывать, как бы поделикатнее ей об этом сказать. Алена была одной из его лучших любовниц: у нее хватило женской мудрости на то, чтобы прожить с Александром Антоновичем год, ни в чем себе не отказывая и при этом ни учинив ни одного скандала, не затеяв ни одной, даже самой пустячной свары. Как все современные девушки определенного склада, она была не чужда бессмысленного стяжательства — хватала и выманивала все, что могла, и тут же, не сходя с места, спускала все до последнего цента. Она ничего не копила на черный день, как будто намеревалась оставаться молодой и привлекательной лет сто, не меньше. Но при этом, в отличие от многих своих сверстниц, зная себе цену и без стеснения ее запрашивая, она сполна отрабатывала полученное и не делала попыток отравить своему спонсору существование. Она честно признавала то, что отказывались признать другие: мужчина оплачивает ее услуги, и в этом смысле торжественно преподнесенное бриллиантовое колье мало чем отличается от стодолларовой бумажки, небрежно брошенной перед уходом на туалетный столик.