Домой я возвращаюсь аж после семи и пропускаю ужин. Мать в ярости, отец молчит. Родители зорко следят, чтобы по будням я не шатался по улицам в темное время. Я говорю, что ездил к мистеру Линкольну за советом насчет канареек. Вот бы мне влетело, узнай они, что мистер Линкольн черный. У моих предков на этот счет свои представления.
Четырнадцатый день выпадает на субботу, так что я смогу быть начеку уже утром и весь день только и делать, что прислушиваться и приглядываться. Едва я успеваю проснуться, как еще из постели слышу тонюсенькое попискиванье первого вылупляющегося птенца: пи-ип, пи-ип. У меня уже приготовлены яичный корм и обычная зерновая смесь, чтобы сразу поставить их в клетку. Я осторожно спускаюсь с кровати и заглядываю в вольер. Альфонсо клюет яичный корм. Пташка сидит на яйцах. Еще мне виден пол их клетки и обломки скорлупы на нем. Примерно через час проклевывается еще один птенец. Я вижу, как Пташка вытаскивает из-под брюшка половинку скорлупы и бросает ее на пол. Не могу сказать, кормит она птенцов или нет. Нужно идти завтракать, а когда я возвращаюсь, оказывается, что перед самым моим приходом вылупился еще один – третий, а может быть, уже четвертый. Едва слышные «пипы» накладываются один на другой, так что трудно сказать.
Я наблюдаю весь день, но Пташка так и не начинает кормить птенцов. Боюсь, здесь что-то не так. Между прочим, помимо того, что канарейки иногда съедают свои яйца, они порой отказываются сидеть на них или не хотят выкармливать птенцов. Иногда при вылуплении птенцов самочка пугается, отпрыгивает от гнезда и уже больше к нему не подходит. Вид гладеньких симпатичных яичек ей может нравиться, но копошащиеся под ней птенцы – это уж чересчур. И дело тут вовсе не в ее подлом характере или еще в чем-нибудь в этом роде: она попросту не знает или не помнит, что делать. У людей тоже бывает, что отцы или матери покидают свои гнезда именно по этой причине.
В три часа дня или где-то около этого Пташка покидает гнездо и летит поклевать зерен. Тогда к нему подлетает Альфонсо. Какое-то время он стоит, наблюдая за тем, что происходит в гнезде, затем наклоняется, и я больше не вижу его голову. Мне становится страшно: а вдруг он вздумает выкинуть птенцов из гнезда? Это иногда тоже случается. Потом я вижу, что он поднимает голову и спешит к кормушке, чтобы снова вернуться. Тут я догадываюсь, что он их кормит, и прихожу в такое волнение, что хочется бегать и прыгать. Он продолжает кормить их и когда возвращается Пташка. Я слышу, как птенцовые «пипы» становятся громче, когда его голова пропадает в гнезде. Чего только я не перепробовал, пытаясь подняться повыше и разглядеть птенцов. Я даже забираюсь на кровать и пытаюсь свеситься с нее головой вниз, но так долго не провисишь. Пташка, посмотрев на все это с минуту, залезает в гнездо и, закрыв собой птенцов, кладет конец представлению. Я снова начинаю беспокоиться. Сможет ли Альфонсо полностью взять на себя кормежку? Неужели Пташка не сумеет догадаться, что от нее требуется?