Минутная пауза. Кому – снять гетры. Кому – надеть кофту на когда-то травмированную и теперь заболевшую поясницу. Кому, наоборот, снять – и так жарко. Кому глотнуть воды. Кому сунуть морду в телефон. Кому сменить или натереть канифолью туфли.
Люда тихонько двинулась к двери. Не выпуская из виду Веру Марковну. Та не глядела – растирала свои опутанные синими венами ноги. Ей уже хорошо за восемьдесят. Не глядела, но тут же вскинулась:
– Куда? Чемоданы потом!
«Вот сука», – подумала Люда: в зеркало увидела. Прятаться теперь не имело смысла.
Показала репетитору захромавшую ногу:
– У меня стелька треснула. А другая пара в сумке. Я быстро.
– Голова у тебя треснула. Запасных туфель с собой почему нет?
– Я забыла.
– Забы-ы-ы-ыла, – передразнила Вера Марковна. – Жопу ты свою не забыла.
«Вот такая она вся, эта молодежь. Разве мы такими были? – в который раз подумала она. – Да мы от одной мысли, что танцуем в главном театре, воспаряли. Мы…»
– Живо!
И Люду ветром сдуло.
Чемоданы были составлены в пустой грим-уборной. Сложно пахло потом, пылью, в эту затхлую основу вплетался свежий запах косметики.
Люда на всякий случай выглянула в коридор – никого. Прикрыла дверь, но не до конца – чтобы слышать, если в коридоре застучат шаги. Наклонилась над чемоданами. Вот этот выглядел дорогим. Люда выдернула его за ручку. Положила плашмя. На его пластиковых ребрах, как бы подражающих рисунку ребер, дрожал отраженный свет. Эти сверхлегкие чемоданы только выглядят неприступными. Для нее они никогда не были проблемой.
А что делать? Ипотеку плати – она. Маме за лекарства – она. Вадику сейчас – за детский сад, и на школу копить надо тоже уже сейчас: чтобы учился в лучшей, он же мальчик, ему надо многого добиться. Чтобы потом он кормил ее – на пенсии. Был бы муж, но мужа нет, и лучше не рассчитывать – еще одного едока Люде на шее не вытянуть. Хватит мамы и Вадика. А пенсия шарахнет в сорок. До свидания, президентские гранты. Прощайте, спонсорские надбавки. Голая государственная пенсия. В лучше случае, хватит на квартплату и годовой проездной на метро. Ну допустим, она сможет устроиться училкой к каким-нибудь косолапым детям (московские родители любят балет – для осанки хорошо) или, если повезет, то… Замочек податливо щелкнул, и Люда рукой раскрыла чемодану легкую пасть.
2
Для публики спектакль начинается примерно в половине седьмого. Сыроватый, пахнущий выхлопами московский воздух сменяется внутри театральным – теплым, ласковым, дышащим чужими духами, когда пальто сдано в гардероб пожилой даме в униформе.
Для балерины – за два часа до того. Многие любят являться за три: издалека войти в рабочее настроение. Сделать нужно многое. Разогреть мышцы и связки перед выступлением. Подставить голову парикмахерше, а лицо гримерше. Переодеться. Заглянуть на сцену, отсеченную от зала наглухо задраенным занавесом.