По был на удивление бесстрастен.
После похорон Гэмбл разыскал По и сказал ему, что дальше он дело не продвинет. Гэмбл был близок к отставке, и чувствовал, что ему повезло хотя бы сохранить свою работу. К тому же его дети учились в университете. По все понимал. Эти люди разрушили достаточно невинных жизней.
Пресса и политтехнологи качественно отработали заказ сверху и изобразили Рида худшей версий монстра, в которого он превратился. Они исказили факты и вывернули всю историю, гарантируя, что официальная версия покажет, будто Рид заново переживал убийства, совершенные им в детстве. По находил ее тревожно убедительной. А потом СМИ внезапно заткнулись. Пусть таблоиды и обладали вниманием объевшегося сладостями гиперактивного двухлетки, но полицейский офицер, кастрирующий и сжигающий влиятельных людей, – такую историю бульварная пресса мусолила бы гораздо дольше трех дней. Им явно было приказано не заострять эту тему.
У либеральной прессы не было никаких доказательств, кроме ощущения, что история очень дурно пахнет. Поэтому они тоже молчали: вовлеченные семьи были очень влиятельны. Кармайклы даже угрожали подать в суд на полицию Камбрии и NCA. Ван Зил позвонил По и сказал, что ему нечего беспокоиться.
– Они ни хрена не посмеют сделать. Они так же боятся серых кардиналов, как и мы. Дункану Кармайклу хотят дать рыцарское звание, чтобы заткнуть ему рот. Вот так эти люди и покупают молчание.
По ощутил тошноту и обнаружил, что больше не может выносить подобных разговоров.
Один звонок был особенно угнетающим. Флинн сообщила ему, что Леонард Тэппинг, старший констебль Камбрии, включен в список кандидатов на должность заместителя комиссара полиции в Центральном округе. Положив трубку, По понял, что с него хватит, и решил прекратить работу над этим делом. Это было бессмысленно и не приносило ему никакой пользы. Улики сгорели. Или их уничтожили позже. Не имело значения, что именно с ними случилось; итог был один.
Приняв решение очистить стену в Хердвик-Крофте от всей информации, которую они на нее прикрепили, По осознал, что все кончено. Он не трогал ее на случай, если что-то встряхнет его память. Озарение не пришло, хоть он и сидел, уставившись на стену, уже несколько часов кряду.
Он принес пустую коробку и начал разбирать последние разделы их коллективной работы. Он снимал со стены фотографии, карты и заключения экспертов, аналитические документы от Брэдшоу и записи каждого члена команды – все, что они обнаружили в ходе расследования.
Последней он снял сделанную Брэдшоу ламинированную копию открытки, которую Рид прислал ему в «Шап-Уэллс» – той самой, с точкой перконтации на обороте. Именно эта открытка заставила их обнаружить такой же знак препинания на груди Майкла Джеймса.