Немец (Костин) - страница 68

Ральф остановился на секунду, переводя дух.

— Тут еще есть приписка, — продолжил он. — Вот: «Я бы не стал никому отдавать бумаги, но два месяца назад русские начали наступление, и никто не знает, чем все закончится. Мне “посчастливилось” познать, что такое русская артиллерия, которую они называют “катюши”, а мы в шутку зовем “сталинскими органами”. Они ревут, словно демоны. Полтора месяца назад они обрабатывали наши позиции целый час. Все вокруг выгорало, как сухая трава осенью. Даже снег. Мы думали, наступил конец света. Но пока держимся. Наши сражаются храбро во имя победы. Еще раз всех обнимаю и люблю. Ральф».

— Интересно… — задумчиво произнес Антон, медленно опуская бокал с соком на стол. — Интересно… Ральф, имя твоего дяди мне отчего-то кажется знакомым.

— Меня назвали Ральфом как раз в память о дяде. А фамилию мы не меняли, разумеется.

— Классно. Слушай, ты не знаешь, наверное, но у нас в России, ну, когда еще был Советский Союз, показывали сериал «Семнадцать мгновений весны». Там наш очень известный актер, такой обаятельный, фамилия — Броневой, играл Генриха Мюллера, симпатичного руководителя гестапо, какого-то там отдела РСХА, в смысле вашего управления имперской безопасности…

— Антон… — Ральф нахмурился и отставил бутылку водки, остатки которой намеревался разлить по рюмкам. — Мне неприятно слышать это. Зачем ты говоришь «вашего» управления? Я, конечно, немец, но я не могу до конца своих дней отвечать за то, что сделали фашисты… И вообще, не понимаю, как это в советском кино шеф гестапо мог выглядеть симпатичным?

— А никто не понимает, как так получилось. Но он реально был самым симпатичным персонажем после нашего разведчика, который изображал штандартенфюрера Штирлица… Прости, я не знал, что для тебя все это так болезненно. Ты вообще зря, я же ничего не говорю про то, что твой дядя воевал против нас, видишь, я нормально это воспринимаю. Понимаю, стараюсь понять, что в жизни всякое бывает.

— Фашизм — это дьявольское, жуткое учение, Антон. Мы в Германии понимаем это лучше других. Оттого и больно, что оно еще долго будет с нами ассоциироваться. А насчет того, что ты сказал про РСХА… Представь, я стал бы тебе говорить что-то вроде «твой НКВД», «ваши каратели Ивана Грозного»…

— Опричники… Слушай, хватит, Ральф, мы с тобой куда-то не туда лезем. Извини еще раз, я же впервые с немцем водку пью! Тебе это о чем-то должно говорить. Может, вернемся еще к этому разговору интересному, но по-трезвому, окей?

— Согласен. Ты тоже прости. Давай, как ты говоришь, еще «джють-жуть»?