Итак, на «Кинотавр» мы в этом году не поехали. Мамуля укатила в Минск, где на базе «Беларусьфильма» клепается очередное российское телевизионное мыло. Папка снимает для РТР серьезное историческое кино и неделями зависает в Сергиевом Посаде. А я загораю на крыше, учу письмо Татьяны к Онегину и отрывок из Льва Толстого для творческого конкурса. Вечером ко мне приходят педагоги по бальным танцам и сценическому мастерству. Не знаю, правда, зачем мне репетиторы. Все-таки, как говорится, гены пальцем не выколупаешь, я, похоже, прирожденная актриса. Первый раз снималась еще в пеленках, потом был «Ералаш», а в последние годы я вообще чаще оказывалась на съемочных площадках, чем в школе (поэтому в аттестате у меня ужасные оценки, только за русский язык и литературу не стыдно). Впрочем, репетиторы так репетиторы. Я стараюсь не расстраивать родителей, они и без моей помощи часто оказываются в трясине мрачной депрессии, и тогда дома пахнет вином и сигаретами, мама плачет, отец молча слоняется по комнатам. Творческие люди – они реально такие ранимые…
– Я к вам пишу! Чего же боле? Что я могу еще сказать? – шепчут мои губы, и я невольно забываю о родителях, лете, предстоящих экзаменах.
Пушкин – гений, гений! Сколько лет назад писались эти строки! Простые незамысловатые слова. Только сама душа кровоточит ими.
Ничего больше нет…
Лишь девушка, охваченная пламенем первого чувства.
Лихорадочно стучит сердце, сбивается дыхание, я признаюсь в любви, мечусь от страха к счастью, умираю, воскресаю.
– Теперь я знаю, в вашей воле меня презреньем наказать. Но вы, к моей несчастной доле…
Солнце, клетчатый плед, запах битума.
Какую-то секунду я недоуменно оглядываюсь по сторонам, а потом понимаю: телефон. Звонит-разрывается.
– Марина, ты где? Мне надо срочно с тобой поговорить!
Марина? Собственное имя и мамин голос окончательно отрезвляют меня, выводят из образа пушкинской Татьяны.
– Мамуль, я как всегда. Сижу на крыше, к экзаменам готовлюсь. Два дня ведь осталось. А в чем дело? Что-то случилось?
– Случилось! – всхлипнула мама. – Марш домой!
Я быстро закидываю книжки в пакет, складываю плед и лечу к окошку, через которое выбираюсь на крышу.
Чердачный полумрак. Никаких подозрительных звуков, только лифт гудит где-то внизу.
Ловко просунув руки через прутья решетки, я щелкнула замком, потом закрыла свой персональный пляж и помчалась вниз по ступенькам.
Еще в прихожей меня едва не сбил с ног отчаянный густой запах валокордина.
О господи! Мама в спальне, зарылась лицом в подушку, рыдает, как ребенок.
– Мамочка, не плачь. Ну все, прекрати! Что, опять очередная морщинка? Давай я позвоню твоей косметичке, она приедет и подколет тебе ботокс. А если тебе какая-нибудь дура-актрисулька сказала, что ты поправилась, то это вообще фигня. Ты у меня стройна, как кипарис.