— Совершенно верно, господин Распорядитель. Я предупрежу хранительницу, велю не проводить таких манипуляций и прошу прощения за не слишком честную игру. Но, как вы и сказали, мы приходим с тем багажом, какой у нас есть, ничего нового на арену не попадает.
— Ты умеешь слушать и даже думать, — рассмеялся вездесущий голос. — По крайней мере, ты так считаешь. Это будет веселая игра. Впереди еще три дня испытаний, и вас останется не больше шести. Жрица уже залечила раны своей рабыни, у остальных твоих новых врагов достаточно опыта и подготовки к битвам, а также ресурсов, чтобы исцелить раны. Твои союзники наоборот, не могут себе позволить даже перевязку. Что ты собираешься делать?
— Сражаться и спасать раненых, если вы позволите. Они станут моими слугами. В одиночку мне не то что не расчистить катакомбы, даже не пройти их за ночь.
— Я поощряю желание хорошо выполнять свои обязанности, а потому позволю тебе забирать кого угодно из проигравших и раненых. С условием, что они сами не предпочтут смерть, и это не будет отвлекать тебя от основных задач, — проворковал прямо в голове насмешливый голос чудовища. — Чем ты порадуешь меня сегодня, Владыка катакомб?
— Лаборатория мутантов полуросликов.
— О, замахнулся на детище Вигнисанка? Так сразу? Что ж, иди. А мы развлечемся. Порадуй нас, — тихо рассмеялся Распорядитель, и ощущение чуждого присутствия исчезло.
Твою мать. Я должен был понимать, что помощник бога может появиться где угодно и видеть все, но у меня как у агностика сама мысль о подобном всемогуществе в голове не укладывалась. Что ему мешает самому расправиться со всеми проблемами, если он настолько могуч? Единственный ответ, который я для себя видел, — Распорядителю тоже скучно. Как и Вечному играющему богу.
Скучно убивать и калечить. Скучно руководить городом. Скучно заниматься отбором.
Для него, обладающего такой силой, не нашлось должного противника. А потому он играл, подобно своему господину, и я стал в этой шахматной партии ферзем. Почему нет? Если им так нравится, буду скакать по полю, вырезая пешки и других коней, пока не наберу достаточно сил, чтобы перевернуть к чертям доску и сменить правила.
С этими мыслями я по широкому кругу обошел возможные места проникновения и добрался до тяжелой металлической двери, из-за которой доносились крики, стоны и запахи химикатов. Перед ней в свете факелов стоял двухметровый детина, периодически скребущий волосатую грудь здоровенной мускулистой пятерней.
Амбал и амбал, ничего необычного. За исключением босых лохматых ног.
Хоббит. Двухметровый, мать его, хоббит.